Только в кино и сказках в финальных титрах после свадьбы следует красивое обещание «И жили они долго и счастливо». В реальной жизни пары ссорятся, переживают кризисы, связанные с взрослением, борьбой за власть, конкуренцией, разделением ответственности, рождением детей. Разводятся, в конце концов. Для самых безнадежных случаев есть суд, для всех остальных — семейная терапия. Зачем она вообще нужна, что выясняют супруги на кушетке у психотерапевта и почему развод может быть счастливым исходом — об этом Onliner.by поговорил с авторитетным белорусским психологом Ольгой Андреевой. Читайте свежий выпуск рубрики «Неформат».
Читать на OnlínerОльга Андреева — магистр психологии, семейный психотерапевт, супервизор, член Международной ассоциации семейной терапии (IFTA). Много работает в Минске и Москве: принимает клиентов, ведет группы, преподает. Считается одним из самых авторитетных психотерапевтов Беларуси. 35 лет прожила в браке с единственным мужем и собирается продолжать в том же духе, потому что «вдвоем классно». Гордится сыном. Ратует за здоровое и уважительное отношение к профессиональной психотерапии: «Вы же не станете самостоятельно лечить себе ноющий зуб, правда? Найдете хорошего стоматолога. А психика и поведение — объекты куда более сложные, чем зуб».
— Часто ли к вам на терапию приходят пары? С чем они приходят?
— Достаточно часто. Я работаю и индивидуально, и с семьями. Работа с парой над проблемами отношений называется супружеской терапией. Бывает, что клиенты приходят с детьми, со старшим поколением — расширенной семьей. Это могут быть бабушки, дедушки. Или, например, папа, мама и двое детей на терапевтической сессии — почему нет?
Пары приходят на терапию тогда, когда их отношения зашли в тупик. Если они не удовлетворены отношениями. И это необязательно связано с угрозой развода. Просто люди недовольны качеством жизни. У них, например, нет эмоциональной близости, нет сексуальных отношений, или они оставляют желать лучшего. Реальная супружеская жизнь не совпадает с имеющимся идеалом. Тогда есть некоторое разочарование.
Идея работать с семейной системой — супружеской парой или даже расширенной семьей — возникла у психоаналитиков в США еще в 1950-х годах. Это стало ответом на недовольство результатами своей работы. Психоаналитики были очень эффективны в индивидуальной терапии, и личность действительно могла продвинуться в самопознании, в преодолении своих ограничений.
Но был побочный эффект: человеку, который прошел длительную терапию, становилось неинтересно со своим партнером. Потому что партнер не развивался, не рос, эмоционально не взрослел. И вместо того, чтобы сохранять семью, человек сам оставлял супруга. Хотя изначально приходил с запросом «Не хочу потерять партнера».
Чтобы дать шанс семье, паре, и возникла системная семейная терапия.
— В чем различия между индивидуальной терапией и семейной?
— У нас есть представление о том, как на ряд психологических особенностей человека влияет порядок рождения в семейной системе: первый ли он ребенок, второй, третий или единственный. Понятно, что есть индивидуальные отличия, которые легко выясняются. Но тенденция существует. Если говорить о реальных примерах, то практически все американские президенты и астронавты — это или старшие, или единственные дети в семье. Так что если вы хотите очень ответственного отца для своего ребенка, выбирайте старшего сына. Если же вы выбираете младшего из троих, то с ним скорее будет весело. Играть с детьми он будет хорошо. Но уровень его ответственности — низкий. А вот на мальчика, который вырос в семье с младшими братьями или сестрами, надежды больше, если вы хотите разделить с ним какие-то рутинные вещи. У него больше навыков ответственного поведения. Потому что ему мама говорила: «Это твой брат (сестра), иди с ним погуляй». Нравится, не нравится — приходилось включаться. А младший — это кумир семьи. Как правило, младшие сыновья идут в сферу искусства или выбирают какую-то гуманитарную область.
К примеру, я сама старший ребенок в семье. Я — психотерапевт, мой младший брат — композитор. У моего мужа две старшие сестры работали в медицине, а он — артист.
Чем еще полезно знание о порядке рождения в семье? Самый простой с психологической точки зрения брак — это так называемый комплементарный брак, когда каждый партнер в отношениях занимает ту же сиблинговую (сиблинги — дети из одной семьи. — Прим. Onliner.by) позицию, которую он имел в родительской семье. Причем это часто не описывает функциональность за пределами дома. Например, мой муж руководит большим коллективом, он очень ответственный, инициативный, явный лидер, но внутри семьи ему удобнее занимать привычную позицию младшего брата. Поэтому домашний менеджмент — это то, что у нас обсуждается. Игорь не стремится быть авторитарным главой семьи. Ему очень комфортно разделить со мной ответственность за то, что происходит в доме. А я, как старший ребенок в родительской семье, не очень умею подчиняться. Я предпочитаю сотрудничать. И нам обоим очень комфортно. Это и есть комплементарность.
А если в паре двое людей, которые были младшими детьми в родительских семьях, то часто можно наблюдать дефицит ответственности. Каждый ждет от второго «взрослого» поведения. Если же в брак вступают двое старших детей, то там, скорее всего, будет борьба за власть. Но когда люди в своих отношениях заинтересованы больше, чем во власти, они способны найти новую модель.
— По-моему, принцип комплементарности действует в отношениях всегда. Неизбежно. Хотят того люди или нет.
— Комплементарность действует по принципу «ключ в замок». Это совпадение ролевых ожиданий. Но помимо комплементарности, мы должны учитывать огромное количество параметров. Например, определенные невротические фиксации, которые человек выносит из своего детства. Например, фиксации на эдипальном этапе развития ребенка возникают, когда потребности ребенка в близости с родителем противоположного пола удовлетворяются чрезмерно или, наоборот, слишком мало. Если слишком много, то девочка, условно говоря, ждет от партнера отцовского поведения, опеки. А если слишком мало, то она ждет, что он скомпенсирует «плохого папу». В любом случае формируется слишком много ожиданий того, что хочется получить от партнера. И это не взрослая позиция.
Есть интересное наблюдение семейных терапевтов: уровень психологической зрелости партнеров, вступающих в брак, всегда одинаков. Никогда эмоционально зрелый мужчина не женится на инфантильной девушке.
Только не нужно путать хороший интеллект, качественное образование и социальную успешность с эмоциональной зрелостью. Социально успешным может быть психологически незрелый человек. И тогда его успешность — это результат гиперкомпенсации детских фиксаций, ущербности, неуверенности в себе. Если есть демонстративное потребление (например, человеку важно, что он первый в Минске купил такую машину), то это что? Гиперкомпенсация.
— Представитель другой психологической школы, гештальттерапевт Игорь Погодин приводит такие цифры: в случае успешной семейной терапии 60% пар разводятся. А у вас какая статистика?
— Увы, не все отдаленные результаты своей работы мы, психологи, можем отследить. Национальных исследований в нашей стране на этот счет нет. Допустим, у пары есть какой-то конкретный запрос на терапию. Они проходят ее и уходят. Я не знаю, что случится с этими людьми через три года. Опыт одного, пусть даже успешного психолога мы не можем экстраполировать на всю терапию в принципе.
Успешная терапия в моем понимании — это та терапия, в которой выполнен запрос клиента. Причем он может быть абсолютно разным: сохранить отношения, остаться вместе или разойтись.
— На обычную индивидуальную терапию человек может ходить годами. А как долго пары ходят на семейную терапию? Бывает так, что супругам достаточно всего одной сессии?
— Сейчас во всем мире психологи и психотерапевты двигаются в сторону коротких терапевтических проектов. Почему? Потому что на Западе идет большое влияние со стороны страховой медицины. Страховые компании оплачивают определенное ограниченное количество часов терапии. И чтобы ее продлить, терапевту нужно предоставить очень веские аргументы.
Поэтому современные направления, такие как схема-терапия, придерживаются недлительных моделей работы с супружескими парами. Есть точки входа в ту проблему, которая беспокоит, и это вполне обозримая по продолжительности терапия.
Многие люди не заинтересованы в том, чтобы очень глубоко погружаться в опыт своего детства и копаться в нем годами. Они хотят решения здесь и сейчас. Чтобы легче стало прямо сегодня. И есть инструменты, которые могут очень аккуратно показать природу чувств, эмоциональных состояний, удовлетворить конструктивные потребности, наладить понимание с партнером.
Может быть эффективной даже всего одна сессия пары с терапевтом. При условии, что люди — гибкие, открытые к изменениям, есть привязанность друг к другу, отношения не испорчены и они склонны найти поле компромисса.
— Можно ли назвать развод счастливым исходом терапии?
— Да, если два человека от этого выигрывают. Возможно, тактически на данном этапе это будет очень болезненное переживание, но стратегически они приобретут для себя новые возможности, иное качество жизни. Некоторые изначально приходят на терапию с запросом: как развестись наименее травматично для себя и детей? У других идея о разводе возникает, когда они понимают, что находятся в таком жестком противоречии, которое для них как для пары не может быть разрешено. Приведу пример. Молодой человек женится на девушке, а она глубоко православна, но не очень акцентирует на этом внимание. Парень относится к этому как к мелочи, мол, ничего страшного, если она иногда ходит в церковь. А потом оказывается, что религиозность жены очень глубокая: она строго соблюдает все требования и ритуалы, в том числе запреты на секс во время постов и так далее. В общем, мальчику секса почти не достается. Понятно, что он глубоко этим возмущен. У него нет религиозного чувства, и он не может разделить с ней радость поста. А она не согласна уступать ему. Вот это можно считать непреодолимым препятствием для взаимопонимания. Для этой пары правильнее было бы не жениться вообще. Но раз так получилось, разумнее разойтись и жить по тому сценарию, который каждый из них считает правильным.
Есть четыре возможных исхода терапии, если говорить о теме развода. Первый — люди переживают кризис, остаются вместе, и они счастливы. Конфликт в данном случае может быть преодолен.
Второй результат — они разводятся и живут в согласии с самими собой. Тоже в итоге счастливы, хотя и не сразу.
Затем идут варианты, которые, конечно, не оптимальны, но являются для некоторых пар неизбежными. Третий исход связан с молчаливым сговором. Когда люди как пара хотят остаться вместе, но их сексуальные предпочтения очень сильно не совпадают. Хотя в личностном плане они дорожат друг другом. Например, один из партнеров — с очень высоким уровнем сексуальных потребностей, а второй сильно этому уровню не соответствует.
Тот, чей уровень желания ниже, учится закрывать глаза на некую сексуальную свободу своего супруга. Такой вот молчаливый контракт. Но они могут остаться вместе, вдвоем растить детей — быть хорошей партнерской парой.
Самый печальный — четвертый вариант, когда люди не могут развестись по какой-то причине. Самая банальная ситуация — у пары очень большие активы. Развод и последующий раздел собственности погубят бизнес мужчины, например. Бывает ведь такое, что бизнес неделим по какой-то причине. И тогда люди остаются вместе, но ненавидят друг друга. Женщина наказывает мужа тем, что он не может уйти. А он не любит ее, но остается, потому что не хочет продать бизнес и отдать ей половину. Она лишает его возможности для нового счастья. А он не настолько готов пожертвовать своими деньгами, чтобы это новое счастье обрести. И это печальная пара.
— Вы согласны с тем, что ценность брака в Беларуси (особенно для женщины) преувеличена? Женщина становится заложницей ситуации, когда она должна быть замужем любой ценой.
— Да, согласна. Это имеет культуральную природу. Не на каждой территории дела обстоят так. Не знаю, где еще все настолько жестко, как в Беларуси. Сравнение с мусульманскими странами вроде Ирана в данном случае неуместно. Я говорю о постсоветском пространстве и, прежде всего, европейском. В той же Москве это не так жестко. Я это вижу, потому что много работаю в Москве со столичными клиентами. А Беларусь — это все-таки деревенская культура. Это не плохо и не хорошо, это реальность. Основная часть людей несет менталитет сельского жителя. В селе давление общественного мнения намного выше, чем в городе.
У меня есть пример из практики. Девушка долго ходила ко мне на индивидуальную терапию, она проделала огромную работу над самооценкой, самоуважением, уверенностью в себе. Получила второе высшее образование, изучила два иностранных языка, научилась водить машину, сделала карьеру, начала хорошо зарабатывать. Все это она предъявила своей маме в провинции, а та в ответ: «Это ерунда! Ты же замуж не вышла! Что я соседям скажу?» Мама обесценивает все достижения своей дочери, которыми можно совершенно обоснованно гордиться, всего одним вопросом: «Когда ты выйдешь замуж?»
Очень сильно давление со стороны женской части популяции на своих дочерей. Девушке транслируется: ее жизнь состоялась, если а) она замужем; б) она замужем и у нее есть ребенок. Две эти темы — замужество и материнство — становятся единственными основаниями женской полноценности. И мама довольна. Все остальные варианты не принимаются.
Я сталкиваюсь с тем, что женщины выходят замуж под материнским давлением за любого парня, который более или менее подходит. «Он ее любит, она его — нет» — такой сюжет. Но он вполне хороший, добрый, успешный, симпатичный, непьющий. Отлично подходит с точки зрения мамы для этого сценария. Девушка выходит за него замуж, рожает ребенка, а потом через какое-то время влюбляется и впервые понимает, что такое любовь. И тогда начинается реальная драма. У нее нет оснований расстаться с мужем: он же продолжает быть хорошим, у них есть дети. Но сердце рвется к другому человеку.
Трудно обвинять девочек, потому что они под давлением. Очень сложно маме противостоять. А мама пребывает под давлением соседей. Если бы она набралась смелости сказать соседям «Не ваше дело» или «Мне важно, чтобы мой ребенок был действительно счастлив», она дала бы дочери время определиться и дождаться своей настоящей любви.
— Говорят, что понятие «брак на всю жизнь» во многих странах уже утратило свою силу. Время так ускорилось, что пары за десять лет успевают прожить полноценную жизнь, расстаются и ищут следующих партнеров. Что вы об этом думаете?
— Действительно, все социальные процессы ускорились. Кроме того, увеличилась продолжительность жизни. Часто ситуация складывается таким образом, что любовь и брак короче жизни. Да, бывают такие люди, которые могут прожить в браке с одним партнером и быть счастливы. Но это требует особой зрелости. Партнер должен быть интересен с самого начала, и супруги должны развиваться на протяжении всей жизни. Тогда возможны браки на всю жизнь достаточно теплые, живые, интересные, не «умершие». И когда дети вырастают и уходят, супругам классно вместе. Но для этого нужно сохранить интерес, привязанность, уважение, нежность.
Я достаточно оптимистично смотрю на возможность длительных браков. Сама в браке 35 лет и ничего менять не собираюсь (смеется. — Прим. Onliner.by). Мы с мужем решили, что до конца будем вместе, потому что нам классно.
Но что касается мировой тенденции, ценности общества меняются. Раньше семья была важнее, чем отдельный человек. Людей насильно удерживали в браке в советское время. Они ненавидят друг друга, дома скандалы-пьянки, но есть профсоюз, партийная организация, соседи, родственники — и все они «бдят». Во времена моих родителей я не могла представить, чтобы люди пошли разводиться в суд по причине «отсутствия взаимопонимания». Нужно было предъявить алкоголизацию, серьезное насилие — практически непереносимые причины, чтобы людей развели. И то им давали подумать несколько раз по три месяца.
Сегодня люди дают себе право развестись просто потому, что нет взаимопонимания, общих ценностей, ощущения индивидуального счастья. Человек не хочет приносить свою жизнь в жертву коллективной форме сосуществования. Семья не ценнее моей собственной жизни — таков вывод.
Исчезла стигматизация развода. Это не позор. Половина браков распадается — это мировая тенденция. Сформировалась такая ценность, как последовательная моногамия. Люди сохраняют верность партнеру, пока находятся в этих отношениях. Как только они не могут сохранять верность или полюбили другого, дают себе право честно расстаться.
— Если один из партнеров предлагает пойти на семейную терапию, а второй наотрез отказывается, можно ли из этого сделать вывод, что он не хочет сохранять отношения? Или боится, что психолог вскроет его неадекватность?
— Тут больше чем одна причина. Вообще, семейная терапия — это как сложный детектив, где многое нужно разгадать и понять.
Если приходит один человек с каким-то запросом по поводу семьи и говорит, что его партнер/партнерша не желает приходить, то что здесь может быть? Да, одна из причин — партнер не заинтересован в сохранении отношений. И он, возможно, уже держит ногу в дверях. Такие, кстати, могут даже прийти к психологу, но лишь с тем, чтобы сказать партнеру: «Видишь, я сходил — и ничего не получилось».
Другой вариант — один из партнеров хочет контролировать ситуацию и не меняться. Это вопрос власти. Он заинтересован в том, чтобы оставаться в отношениях на своих правилах.
Бывает, партнер боится, что его сделают виноватым, больным или проблемным, а потом бросят. Для кого-то это может быть проблемой самолюбия: болезненным представляется поход к другому человеку, который будет давать ему оценку. Хотя профессиональные психологи стараются никаких оценок не давать.
— А легко найти профессионального психолога в Минске?
— Сложный вопрос. В Минске много психологов с разным уровнем подготовки, но нет единых квалификационных стандартов. Я настроена предъявлять очень высокие требования к образованию психолога и психотерапевта. Хорошее психологическое образование не может быть заочным или сокращенным. Никаких месячных курсов.
Если человек не прошел хорошую подготовку в экспериментальной психологии, не изучал матстатистику, то высок риск того, что он будет использовать всякие домыслы в работе типа учения Луизы Хей или карт Таро.
Мой сын работает психотерапевтом в Берлине, а потому я знаю происходящее изнутри и могу сравнить с белорусскими реалиями. В Германии квалификацию «психологический психотерапевт» может получить выпускник психологического факультета дневного отделения. Там вообще заочного обучения в психологии нет. Его и не должно быть — как и в медицине.
После окончания факультета психологии выпускник должен поступить на трехлетнее обучение: семинары, тренинги, обязательная групповая и индивидуальная психотерапия. Затем начинается самое интересное — то, чего у нас нет ни в коей степени. Чтобы быть допущенным к экзамену, нужно пройти практику — 1800 часов в психиатрии, в больнице. На это уходит примерно два года. Зато способность иметь клинический взгляд на клиента очень сильно тренируется в условиях больницы.
После этого начинаются 600 часов практики в институте, где ты учился. На это уходит еще как минимум год. Причем после каждых четырех часов работы с клиентами ты проходишь супервизию, за которую сам платишь. Один час супервизии стоит €80. Так что до того, как ты станешь крутым и богатым психотерапевтом, придется вложить огромное количество денег и сил. В Америке, кстати, это еще дороже, чем в Германии. Все это я рассказываю для понимания того, к какому уровню профессиональной подготовки мы должны стремиться.
Читайте также:
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by