Алексей Хлестов — компактный мужчина, который проворачивает гигантские объемы работы. Это с виду может показаться, что два альбома с 2003 года — это как-то несерьезно, но график у исполнителя весьма напряженный: концерты, гастроли, корпоративы, а сейчас еще и театр — Алексей решил попробовать себя в качестве драматического актера. Долгожитель в скоротечном мире дикой, как дебри Амазонки, белорусской эстрады поговорил с Onliner.by о поклонницах, требующих «селфи» прямо во время велосипедных прогулок, готовности стать фриком и радикально поменять образ и предложил светским львицам, недовольным качеством белорусской музыки, сменить место жительства.
Читать на Onlíner— Когда говорят про вас, первое слово, которое слышишь, «профессионал». Но при этом песен действительно классных никто для вас не пишет.
— Прямо совсем классных? Если брать рынок, кому-то нравятся одни конфеты, а кому-то другие. У каждого артиста и продукта есть свой сегмент потребителя. Возрастной ценз, социальные прослойки. По-настоящему хороших песен достаточно, на мой взгляд. Одна из первых песен — «Ответь мне почему», дальше — «Люблю тебя до безумия». Масса песен. Но все на любителя. Кому-то нравится AC/DC, кому-то Accept, а кто-то Майкла Джексона затер до дыр.
— А кому нравится Алексей Хлестов?
— Основная целевая аудитория — это люди от 30 до 50 и выше. Но пару лет назад для меня стало сумасшедшим открытием, что у Хлестова появились поклонницы от 12 до 18 лет. Я выхожу в зал, отдаю микрофон, и они все поют мои песни наизусть. Это видно на концертах. Сидя в офисе или глядя в телевизор, можно руководствоваться только субъективным мнением. Вот смотришь на артиста, который везде популярен, все говорят, что он крутой, а ты думаешь: «Прикольный, но все как-то слишком просто». А потом приезжаешь на его концерт и выходишь в диком восторге, тебя волной накрывает всеобщая эйфория. Может быть, позитивная энергетика человека влияет. Пока не попробуешь, не поймешь.
— Вы себя можете назвать модным и актуальным артистом?
— Я стараюсь. Реально стараюсь. Сейчас работаю с несколькими авторскими группами. Мои основные авторы — Андрей Слончинский и Павел Бертош. Павел пишет огромное количество прекрасных, романтических песен — баллад о любви, расставании. Тема любви, наверное, не иссякнет никогда. Мы постареем, будем седыми, но все равно будем любить, несмотря на возраст.
— Другими словами, спекулировать на этой теме можно бесконечно.
— Это не просто спекуляция. В каждой песне я погружаюсь в тот или иной отрезок своей жизни. Я обожаю это состояние — это такой своеобразный любовный транс. Мурашки по коже… Так можно сказать, что и актеры на чем-то спекулируют. Нет, ни в коем случае. Это эмоция, мы отдаемся, мы переживаем. У меня концерт обычно идет от 75 до 120 минут, и я очень много общаюсь со зрителями. Кто-то скажет, что это пережиток прошлого: записки, диалоги… Ничего подобного. Когда происходит общение, публика понимает, что я абсолютно такой же человек, как и любой в зале. Просто у нас разная работа. Я дарю настроение.
— Наверное, такой формат можно допустить в глубинке: народ там не избалован обилием концертов. Минская публика будет на это реагировать совершенно по-другому.
— И тут вы неправы. Концертный зал «Минск» тому подтверждение. Там 1700 мест, и все было точно так же — все общались, реагировали на шутки, сами шутили. Люди понимают, что ты — часть социума.
Если сравнивать нас с английскими или французскими суперзвездами, то, естественно, у нас небольшая страна и небольшая экономика. Но я, честно говоря, могу себе позволить быть таким, какой я есть есть. Быть доступным. Когда в магазин заходишь, случается такая реакция: «Боже, вы ходите в магазин!» Да, хожу: мне надо есть, чистить зубы, мыть голову. Я точно так же мою руки и вытираю их. А мне: «Ой, вы в жизни такой маленький. А можно вас пожмякать?» Люди думают, что я какой-то плюшевый как минимум.
Вот что касается огромных площадок вроде Дворца спорта или «Минск-Арены», там, я с вами соглашусь, нужно выбирать другой формат. У меня был в прошлом году концерт в Мирском замке, и мы делали его полностью с живым звуком. Даже сложные песни, которые проблематично переработать для живого исполнения, у нас получились. И я был в восторге от той работы, которую мы проделали. К сожалению, мы это не смогли воплотить на гастролях из-за экономики. Все ведь обязательно должно быть монетизировано. Невозможно сказать людям: «Давайте проедем, неважно, за какие деньги». У всех есть семьи — у меня, например, трое детей. Я должен позаботиться о своих близких, поэтому не могу себе позволить работать на энтузиазме. Понятно, что большинство эстрадных артистов поет под фонограмму «минус один».
— Вам так комфортно работать?
— Пока происходит так, как позволяют обстоятельства. Но лучше всего мне работается с живым составом.
— Здесь есть человеческий фактор. Приходится слышать, что вот музыкант напился, не вышел на сцену… С вами такое случалось?
— Мне посчастливилось. Нет, такого не может быть. Дело в том, что когда ты ставишь все это на денежные рельсы, складываются другие отношения. Тот коллектив, который был в Мирском замке, это люди, которые отдаются профессии с любовью. Если ты выйдешь на сцену в неподобающем состоянии, то как сможешь реагировать? К счастью, мне даже не пришлось об этом говорить с людьми: мы репетировали четыре месяца, все были в классном творческом трансе. Вот так хочется работать.
— Вопрос в деньгах?
— К сожалению. Но мне сорок лет. Сейчас самое время для того, чтобы экспериментировать.
— Со стороны эксперимента не видно.
— Стараемся. Я соглашусь, но понимаете… Теперь интернет впереди планеты всей, и честно скажу: с начала года начал углубляться в этот процесс и следить за тенденциями. Сейчас я понимаю, что немножко отстал. Нужно бежать вперед: мы пишем, выдаем новости, снимаем видео в Instagram. Это все круто. Сейчас открыли канал на YouTube, и я думаю, как это делать: может, попытаться обучиться вести видеоблог, купить себе пять камер, пойти на какие-то курсы… В Беларуси я не видел каких-то нормальных, практичных видеоблогов. А это как раз тот сегмент, в котором я смогу обрести нового слушателя или зрителя.
Три года я занимаюсь физкультурой. Не могу сказать, что прямо вообще ЗОЖевец, но увлекся тренировками, велосипедом, стараюсь умеренно питаться, ограничил себя в спиртном практически полностью. И понимаю, что мне это помогает. Я еду на велике, и меня узнают даже в шлеме. Ехал как-то по велодорожке на проспекте Победителей, сфоткал себя для Instagram, мол, всех буду рад видеть. Прошло совсем немного времени, меня догнали две девчонки: «Алексееееей!» А я в шлеме, меня узнать капец как сложно. «Можно сфоткаться с вами?» Это круто. Ты в теме вместе со всеми и понимаешь, что в тренде.
— Мода и тренды — это больше про молодежь. Это ведь не ваша целевая аудитория.
— Давайте обратимся к видео, которое недавно было очень популярным: достаточно взрослый человек, который танцует зажигательный латиноамериканский танец. Все думают: боже, как в таком возрасте можно так танцевать? Естественно, мы будем смотреть на молодое поколение: они ведь такие продвинутые. Мы потихоньку идем за ними, обучаемся. Мне 40, я прекрасно себя ощущаю и понимаю, что впереди вся жизнь. Для мужчины это самый расцвет сил, и он может себя реализовать в разных ипостасях. Я себя пробую в качестве драматического актера: играю в СХТ. Для меня это вообще сумасшедший эксперимент. Это тоже определенный шаг к тому, чтобы познать себя.
— У многих артистов перезагрузка начинается с какой-то комичной ситуации. Вот Маликов написал свой знаменитый твит, и про него снова вспомнили. Или Солодуха… Пел свои два хита всех времен и народов и вдруг стал интересен молодежи как мем: то бабочкой порхает, то еще чего-нибудь отчебучит. Вы на такое способны?
— Быть актером — это для меня тоже сумасшедший эксперимент.
— Для вас, но не для аудитории.
— Для меня. Аудитория просто видит меня и познает в другой ипостаси. Я согласен на многие эксперименты, и попасть в число фриков для меня нормально. Пусть говорят. Говорят хорошо? Отлично. Говорят плохо? Прекрасно. Это дает больше возможностей вбить фамилию в поисковик, чтобы узнать, кто же я.
— Вроде бы Хлестова знают все, даже если не знакомы с его песнями. Но дело в том, что фамилии многих представителей белорусской эстрады приобрели отрицательную коннотацию. Часто слышишь: Хлестовы, Афанасьевы достали уже…
— Я соглашусь. Есть такое мнение. Правда, не понимаю, чем это все мотивировано. Может, обозлились люди на что-то…
— На что?
— Не знаю. Если бы мог сказать, то специально исключил бы пункт из списка, чтобы не провоцировать такие разговоры. Я готов приехать к каждому, у кого есть такое мнение. Одна из наших светских львиц заявила, что никогда даже за деньги не пойдет на белорусского артиста.
— Вероятно, вы что-то делаете не так.
— Нет. Я думаю, что в человеке что-то не так, раз он обобщает. Человек же не сказал конкретно про меня — значит, не во мне дело. Это равносильно тому, что я ни в коем случае не буду читать то, что вы написали. Просто артисты — более медийные и поэтому всегда под прицелом. Кого можно первым делом оплевать и вылить грязь? Человек открывает интернет, и ты тут же попадаешь под прицел. Вот одна из светских львиц так и поступила. Либо просто захотела обратить на себя внимание.
— Возможно, такое мнение бытует и потому, что белорусская эстрада звучит несовременно.
— Возьмем песню, которая вышла у меня в апреле. Она называется «Наполовину». Композиция в совершенно современном стиле — это то, что сейчас звучит в Европе. Я стараюсь идти в ногу со временем.
— Но песни эти не на слуху.
— На слуху.
— В моем понимании, на слуху песни Коржа, группы IOWA — они звучат везде. Мы же говорим не о нишевой музыке, а о поп-продукте.
— Да, я соглашусь. Это замечательные артисты, которые хорошо работают с сегментом от 12 до 25 лет. Понятно, что мы взрослые люди и нам нужно больше раскачиваться. Но я стараюсь, иду за ними, слежу за тем, что происходит в современной музыке. Приятным моментом для меня было, когда люди пригласили выступить на свадьбе и попросили обязательно спеть песню «Наполовину». Для меня это тоже показатель. Что касается IOWA и Коржа, им стоило уехать из страны, чтобы стать популярными. И правильно сделали: у них было время для рывка, и слава богу. Раньше я часто ездил в Москву, участвовал в кастингах, телепроектах, всю эту кухню прошел, но как-то не срасталось. Потом подписал контракт с одним из российских продюсеров. Работали с ним года четыре, но поняли, что не будем полезны друг другу. Любой артист хочет пробиться к более широкой аудитории, и я был бы рад, если бы у меня это получилось. Но в данный момент что-то не выходит. Не знаю, что именно. Время, место, возраст, звезды. В своей стране я нужен — есть публика, концерты… Но может, просто время не пришло. Нащупываю, что-то делаю.
— Но и концертов сейчас, наверное, стало поменьше?
— Естественно. Экономическая ситуация в стране повлияла на все отрасли. Хорошо продаются только продукты и туалетная бумага.
— Да, вы же не просто так взялись за обсуждение рынка и российских коллег. С ними тяжело конкурировать?
— Тяжело. Там огромное количество телевизионных шоу, эфиров… Согласитесь, производство артиста — это брендирование, бизнес-план, инвестиции. Я, например, экономически зависим только от того, что сам зарабатываю. На протяжении всей карьеры трачу деньги своей семьи. Инвесторы моего бизнеса — супруга и дети. А у наших российских и украинских коллег инвестиции идут извне, я даже боюсь представить их бюджеты. Предполагаю, что все пляшет от $200 тысяч и выше в год. Сколько я ни пробовал привлечь инвестиции, ничего не вышло.
— Время меняется. Народ устал от посредственностей и не пойдет на концерт унылого артиста даже при учете эфиров и жесткой ротации. Публика хочет чего-то яркого и неординарного. Вот вы с песнями о любви… В чем ваша уникальность?
— Скажем так: я, наверное, один из тех артистов, который больше всего об этом поет и поет искренне. Может быть, это звучит банально, но влюбляются все.
Не знаю, в чем можно себя настолько проявить, чтобы люди сказали: все, я пойду на него. Песню не знаю, но выглядит опасно: пойду посмотреть, какой он в жизни. Я, конечно, сейчас заговорю об артистах с мировым именем, у которых всегда был свой слушатель, но возьмем, к примеру, Брайана Адамса. Сколько лет он поет рок-баллады о любви? Послушайте все его альбомы — это прекрасная, живая музыка с энергетикой. Давайте зададим вопрос: а где оригинальность? Но при этом он величайший музыкант. Все, что он делает, это круто. На его концерте во Дворце спорта я орал, наверное, громче всех, сорвал глотку. Если он будет приезжать даже 12 раз в году, я буду ходить на него. С одной стороны, я понимаю ваш вопрос. Но может, надо просто подтягивать свой сегмент? Еще раз скажу: я готов быть фриком. Вопрос в чем. Если это будет поддельный фрик, ничего не получится. Все должно быть искренним. Вот еще пример: Робби Уильямс. Я безумно влюблен в его творчество.
— Робби Уильямс делает шоу.
— Да, и глядя на то шоу, которое он делает, хочется хотя бы на пару шагов приблизиться к этому уровню. Не знаю. Может быть, мне удастся дожить до того момента, когда мы сможем делать глобальные концертные шоу.
— Здесь ведь вопрос не только в деньгах, но еще и в свежих идеях, которые просто отсутствуют.
— И здесь ваша правда. Но очень сложно обрести новую идею, когда у тебя вроде все есть. Это зона комфорта. Вот актерство было для меня выходом из зоны комфорта: 47 страниц прозы наизусть, и ты должен знать не только свой текст, но и опорные фразы партнеров. Буду искать и изучать дальше… У меня периодически спрашивают про переезд в другую страну. Мол, готовы ли начинать все сначала. Да, я готов начать заново в любой другой стране, если увижу перспективу. Если там меня кто-то нарисует концептуально другим, я буду готов к этим переменам. Я готов обучаться, следить за тенденциями. Курсы, уроки — все что угодно.
Я на сцене с 1990 года и еще подростком видел все, что здесь происходит. Александр Тиханович, Анатолий Ярмоленко — я всех их знал, когда был еще совсем пацаном. Это огромные трудяги: я видел их тогда и знаю, как они работают сейчас. Наверное, так и надо работать по энергетике, заряду — они всегда идут вперед. Они дедушки, но смотришь на них и думаешь: блин, надо тоже так.
— Но ведь это уже давно не про музыку. Вот дедушка Роберт Плант и сегодня записывает невероятный материал, который не стыдится включить подросток. Слушать Тихановича или Ярмоленко молодежь сегодня явно не станет.
— Ну, надо зайти к ним на концерт и посмотреть на аудиторию. Это часть нашей культуры и творческой истории. Ты можешь увидеть людей, песни которых слушали наши родители. Отчасти я с вами согласен, но если их это устраивает и им комфортно, то все на своих местах.
— Думается, нашей стране не хватает задора. Вот все по нишам, все вроде деньги зарабатывают, а чего-то яркого категорически мало. Маленькая страна? Ну Исландия в десятки раз меньше, но посмотрите, что творят эти люди!
— Да, это невероятные ощущения. Это национальное единение, и я согласен, что энергетики и задора не хватает. Где его брать? Надо исследовать, надо изучать вопрос. Чтобы меньше было таких светских львиц, которые высказываются про белорусский продукт.
— Они имеют на это полное право. Мнение этих светских львиц нужно менять, получается.
— Нужно менять светских львиц. Это будет самое правильное решение, если они так высказываются про белорусский продукт. Езжайте туда, где вам комфортно, и любите других. Если тебе здесь ничего не нравится, все двери открыты. Я тоже вправе это сказать. Welcome, на выход.
Электровеники в каталоге Onliner.by
Читайте также:
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by
