Если посчитать дни, которые Олег отработал в колониях, получится года четыре. Бо́льшую часть этого времени он провел в исправительном заведении для несовершеннолетних, потому знает о поведении подростков если не все, то многое. Чтобы понять психологию малолетнего преступника, Onliner.by поговорил с Олегом и психологом Арсеном Джанашиа про мысли 15-летнего убийцы, авторитет в колонии и жизнь после нее.
Читать на Onlíner* * *
— Когда я пришел работать в бобруйскую колонию для несовершеннолетних, там было около 500 человек. И еще в витебской примерно столько же. Почти тысяча осужденных подростков на всю Беларусь. Сейчас их около 140. И только в Бобруйске, — вводит в курс дела Олег (имя изменено по просьбе героя). — Сажать стали меньше, за мелкие проступки — штрафы. Только на третью-пятую судимость могут запрятать в колонию. Как-то спрашиваю у осужденного: «Какая судимость?» «Восьмая», — отвечает. Понятно, что уже серьезно попал. То есть сажают у нас не с первого раза.
— В этом есть и гуманность, и безнаказанность, — говорит Арсен. — Если преступление не тяжкое, необязательно ограничивать свободу. Но с условием: нужно провести как минимум восстановительную медиацию. Это технология, которая позволяет восстанавливать отношения, если в результате конфликта есть ущерб. Нужно не изолировать детей, а решать конфликт и устранять его причину. Очень часто подростки совершают следующие преступления, потому что остаются непонятыми.
Они хотят объяснить, что, по их мнению, произошло на самом деле, но их не слушают. Ты преступник, провинился перед обществом, семьей, школой и за это наказан — ситуация, не располагающая к откровенному разговору. Конечно, есть такие несовершеннолетние, которые уверены: «Да, я сделал и, если надо, сделаю еще раз». Это уже склонность к криминализации личности, когда преступление становится ценностью. Ценность — это глубоко. Переубедить в этом сложнее, чем лечить травму проступка.
— Когда я только пришел, истории подростков вызывали интерес, некоторые даже потрясали, — продолжает Олег. — Но через полгода становилось все равно, кто и за что сюда попал. Запоминалось только смешное или необычное. Например, один подросток сидел по 214-й статье. «Коня угнал», — с гордостью рассказывал он о своем поступке. «Ты спроси, куда он его дел», — посоветовали коллеги. «На балконе спрятал», — пробурчал в ответ пацан. На балконе четвертого этажа! Живого коня!
Или, помню, в Бобруйске случилось резонансное убийство. Пропал мальчик, весь город его искал. Нашли на речке мертвого, изуродованного. Оказалось, что это сделал его одноклассник. Когда я пришел работать в детскую колонию, он уже сидел. Говорил: «Мне сказали, что я посижу два года». Хотя ему за убийство с жестокостью дали 15 лет. В 15 он заехал, столько же будет и сидеть.
— Осознает ли подросток, что ему сидеть столько же, сколько он прожил?
— Психология говорит, что переживание будущего не совсем полезно. Вы, к примеру, когда поступили в университет, думали «черт, пять лет учиться»? Вроде все само пронеслось, закончилось. То же и здесь. Есть сегодня. Завтра только будет. И нужно просто делать что-то, чтобы оно наступило. Насчет прошлого тоже не стоит хвататься за голову, ахать и вздыхать. Перелистнули, сделали выводы и работу над ошибками. Мы находимся здесь и сейчас. Если сидеть, поджав колени, и думать: «Мне дали 15 лет, как же так?» — будет не совсем хорошо. В детской колонии ребята весь день заняты: проснулись, пробежались по стадиону, размялись, позавтракали, кто-то идет в школу, кто-то на производство или в ПТУ. После обеда — похожая программа. Пришел — уже ужин и конец дня. В субботу баня и футбол. В воскресенье сходили в кинотеатр. Если не думать о том, что так будет 15 лет, то, в принципе, можно и жить. На их языке — «не загоняться». В детской колонии я такого не наблюдал, а во взрослой некоторым подрывает голову. Причем до конца срока может оставаться неделя. И вместо освобождения они едут в психбольницу, а не домой.
Арсен уверен в обратном:
— Меня до сих пор не отпускает история с пенсионером, у которого подростки украли сумку с продуктами. Один из них — тихий мальчик из хорошей семьи — попался. Так называемые обидчик и обиженная сторона договорились, что попытаются уладить конфликт с помощью медиации. Но мама подростка была чересчур решительной. Она пришла на медиацию с ребенком и сказала, что будет представлять интересы и права сына. То есть мальчик просто молчал.
Но знаете, что поразило? После нескольких встреч в индивидуальном разговоре со специалистом он попросил сделать так, чтобы мама больше не приходила вместе с ним. Подросток, которому 14 лет, захотел сам разобраться в ситуации, встретившись с пенсионером с глазу на глаз. Чтобы мама не мешала, не встревала, чтобы он сам мог принять на себя эту ответственность, посмотреть в глаза человеку, которого он обидел, и сказать: «Да, я был виноват». Эта сцена была очень нелегкой для меня. Но это был мужской шаг 14-летнего мальчика: «Мама, спасибо, дальше я сам».
— Ничего особо страшного в колонии нет, — говорит Олег. — Если внешне она производит угнетающее впечатление, то внутри все очень цивильно. В комнатах порядок, в них регулярно делают ремонт. Все красиво. Чего мальчишка будет пугаться? Уже впоследствии, когда осознаешь упущенные возможности, которые прошли стороной, действительно становится немного жутко. Что ты мог приобрести на свободе и с чем вышел после колонии? На свободе дни проходят мгновенно. В местах, где ее лишают, есть когда подумать, элементарно почитать книжку. Есть возможности, чтобы потратить время на самообразование, саморазвитие, чтобы в 21 год выйти из колонии не 15-летним подростком, который туда попал. Многие сознательно идут в ПТУ, выбирают специальности. Они понимают, что еще предстоит выйти на свободу. Задача колонии — перевоспитать не кнутом, нет. Хотя и пряником я бы это, конечно, не назвал. Но необходимо дать возможность вернуться к нормальной жизни.
В Советском Союзе стиль поведения с заключенными был доминирующим, притесняющим, унижающим человека. Он, набравшись этой обозленности, ненависти, выходил на свободу. Разве получалось что-то путное из него? Сомневаюсь.
Опыт, приобретенный в колонии, можно обратить во внутреннюю силу, — объясняет Арсен. — Источником энергии для подростка становится взрослый, который относится к нему как к равному. Им может стать старший брат или сестра, родители, тренер в спортивной секции, друг. В моей практике удивил один пример. За одним из инспекторов по делам несовершеннолетних закрепили нескольких подростков, которые через месяц ходили за ним гуськом. И не потому, что он милиционер в форме. Просто нашелся источник мужской требовательности, пример мужского поведения. Его приняли, ценили, ему задавали вопросы, на которые раньше не было ответа. «Трудные» дети узнавали, как им быть и поступать, чтобы не повторить прежний сценарий.
* * *
— Что такое 10-й класс? Взрыв подросткового возраста. Авторитет взрослых вряд ли имеет какое-то значение. Учитель, папа, мама — все мимо. Авторитет — это «братки» из сериалов, которые, по их мнению, выглядят круто. Подростки ищут, кто сильней, агрессивней. Внешне они выглядят взрослыми и считают себя такими. Значит, можно пить, курить и тому подобное, — объясняет Олег. — Мальчики в школе гордятся своими «поступками», рассказывают всем, что они сделали. Разве взрослый человек станет себя так вести? Нет. Все из-за возраста. У подростков сильный нигилизм в отношении законов, правил. А если они попадают в «благоприятную» среду… Это биологическое. Опять же гормонов сколько. Когда я вспоминаю себя в 15—16 лет, думаю: это был не я. Сейчас бы на такое мозга не хватило бы. Хотя тогда все казалось абсолютно правильным.
Многое зависит от окружения. Условный пример. Есть деревенька. Почти все в ней пьют и воруют друг у друга. За что люди будут раскаиваться? Ну, выставил магазин. Попал. До этого ведь пять раз везло. Все зависит от окружения и того, что оно принимает за норму.
Мой младший брат был на практике в деревеньке, преподавал английский. В школе ученик ему так и сказал: «На кой мне ваш английский? На тракторе „Беларус“ он мне не особо понадобится». Важна культурная, социальная составляющая жизни, осознание себя как человека с целями, а не ходока по жизни. Если у подростка есть цель, он не вернется в колонию. Неблагополучные, из асоциальных семей возвращаются часто. Приезжают домой, а там все как раньше: пьяные родители спят, в доме ни крошки еды. И друзья не изменились. За весь срок не приехали, не спросили, как дела.
— А можно ли вырвать их из этого окружения?
— Если есть поддержка, если есть тот, кто пытается помочь, то все небезнадежно. И от самого человека многое зависит. В любой момент он может изменить свою жизнь. Не нужно ждать мифических «завтра». Хочешь измениться — меняй свои мысли, связи с окружением, среду общения сейчас.
Важно, чтобы рядом были родные, друзья. Настоящие друзья. Часто у подростков как случается? Вроде есть большая компания, с которой весело. С ней хорошо проводить время. Но есть ты или нет — тебя никто не замечает. Как в массовке. В чем ценность таких отношений? Завтра ты умер, а о тебе никто не вспомнил. У них существует только сегодня, ноль-пять и ноль-семь. У подростка есть выбор, с кем общаться: или с компанией, где ты опять никто, только как заставка к «хи-хи, ха-ха», и никого не заботит твоя жизнь, успехи. Или уходить на другой путь: семья, учеба, развитие, жизнь для чего-то, а не потеря времени, которое он тратил впустую и до колонии, и в колонии, ничего не добившись за этот период.
— Есть ведь дети, которые попадают в колонию по глупости.
— Если у них спросить, все попадают по абсолютной глупости. Помню одного парня, за 21 ему было. Убил мужа матери. Отчим был пьян, начал бить маму. Хотел его остановить, но не нашел другого способа, кроме убийства. В принципе, парень был уже достаточно взрослым, понимал, что он делает. И свою вину он тоже очень глубоко осознал и пережил. А есть ветреность в голове в подростковом возрасте. Они хотят перед кем-то что-то показать. К примеру, возьмем компанию из пяти человек. Начнется драка. «Как это мне не „вписаться“?» — подумает молодой и горячий. Во-первых, надо спасать репутацию, во-вторых, выяснить, кто сильнее. Эффект толпы тут играет важную роль. Когда кто-то рядом, ответственности не чувствуешь.
И вот попал парень в 16 лет в колонию. Вышел ближе к тридцати совсем другим человеком. Но на свободе нет ни девушки, ни работы, ни жилья, не говоря уже о семье. И он думает: «Куда возвращаться, если никто и ничто не ждет?» Хочешь начать жить, но точки опоры нет. Если ребенку в 16 лет дать год, он поучится, поиграет в футбол, сходит в кинотеатр и выйдет с теми же ценностями. Как в лагерь пионерский съездил. Осознание своего поведения приходит с возрастом. Именно поэтому часто случаются малолетние рецидивы.
— Человек способен на все сам, но если у него есть желание вырваться из прошлого, то лучше ему помочь, чем ждать, когда произойдет самоисцеление, — уверен Арсен Джанашиа. — Психологам в колонии стоит обратить внимание на медиацию, на обогащение ребенка знаниями, как понимать самого себя, совладать со своим поведением в тяжелых жизненных ситуациях. Это должна быть более глубокая психологическая работа, которая позволит увидеть личность ребенка. Увидеть не то, что он правонарушитель, или неудачный ребенок в своей семье, или тяжелый подросток из неблагополучного окружения, а человек, пускай с недостаточными знаниями или неумением контролировать свои эмоции. Он может осознать, что поступил плохо. И может встретиться с тем, кого ограбил или избил, принести извинения, если организовать такой диалог.
— Работа в колонии сильно деформирует человека?
— Вы думаете, я осознаю это? — разводит руками Олег. — Хотя нет, осознаю, наверное. Я пришел на работу в колонию, когда мне было 20 лет. Сперва, когда только начинаешь, нужно показать свое мегаэго. Если все вокруг общаются на «фене», то вряд ли ты будешь говорить в ответ «извините», «прошу прощения». Вначале все было интересно, многое в поведении человека потрясало. Сейчас появилось безразличие к этим историям. Видишь много нехороших вещей, и внимание к ним притупляется. Например, как-то девушка смотрела передачу о том, как пятеро друзей изнасиловали девочку. Для нее это был шок, для меня — повседневность. Ты с ними разговариваешь, видишь их каждый день. Я привык к этому, меня перестало цеплять.
Все приходит с опытом. Опыт — лучший учитель. Берет, правда, дорого.
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by