10 457
12 ноября 2025 в 8:00
Автор: Таня Машкович. Фото: Александр Ружечка

«Боялась закончить так же, как мама». Из-за наркотиков потеряла детей, но смогла их вернуть

Автор: Таня Машкович. Фото: Александр Ружечка

«Знакомься: это Шанель Олеговна. Назвала ее в честь друга. Правда, его осудили: 12 лет особого режима, наркотики», — бойким голосом рассказывает Аня, обнимая собаку. Девушке 31 год, она мама двоих детей, работает, ведет блог в TikTok, делает ремонт в квартире, а еще помогает таким же, как она, — тем, кто борется с зависимостью. Во многом история героини этого текста напоминает сериал: мама, погибшая в 18 лет из-за передозировки, убийство близкого человека, приют, проблемы с законом, наркотики и алкоголь. Все резко изменилось, когда у Ани забрали детей и отправили в тот же детский дом, где когда-то оказалась она сама. У этой истории счастливое продолжение (намеренно избегаем слова «финал»), но путь был сложным: «На мне поставили крест».

«Мама родила меня в 16 лет. Через два года она умерла в мой день рождения»

Мы встречаемся у Ани дома. В просторной квартире на окраине Минска тихо: дети засели за компьютер. Мама рассказывает, что цифровой «загруз» всегда дозирован, но раз уж дома оказались гости, то Богдану и Даше позволено чуть больше.

Решаем, что говорить будем в соседней комнате. Заходим и тут же замечаем, что на стене нарисован ангел. Аня с улыбкой рассказывает, что рисунок сделал ее друг.

Девушка садится так, что ангел оказывается за ее спиной. Если знать предысторию всего, о чем мы будем говорить ближайшие полтора часа, этот момент кажется символичным и даже немного киношным.

— Сейчас я уже год не пью, не курю, не употребляю — это чудо! Я не верила, что это возможно, — начинает девушка. — Другого варианта развития моей жизни я не видела: я была предоставлена сама себе, никому не нужна.

В «системном» употреблении наркотиков Аня пробыла около пяти лет. Но тут же девушка сама делает оговорку: с тем, что однажды обернется зависимостью, она познакомилась очень давно.

— Мама родила меня в 16 лет. После ссоры с отцом связалась с каким-то наркоманом, пару раз укололась — все это я знаю с чьих-то слов. Когда мне было 2 года, она умерла от острого отравления морфином. Это случилось в мой день рождения, — Аня делает небольшую паузу. — Мне говорили, что она меня очень любила, была доброй. И что мы с ней похожи.

Об истинной причине смерти мамы Аня узнает намного позже — ей долго говорили, что всему виной остановка сердца. Из близких у девочки остались отец, бабушка, тетя и двоюродный брат.

— Вместе с братом Максимом (у нас разница всего полгода) мы жили с тетей и ее сожителем. На выходные меня забирал папа, но однажды этого не случилось. В тот день сожитель сильно избил тетю — как она кричала… Я втихаря позвонила отцу — он тут же прилетел с «командой» и разобрался. Но тетя простила, и этот дядька вернулся. Потом я уехала в лагерь — в это время он ее убил. Я чувствовала, что это случится. Мне тогда было лет 5—6.

Вспоминая тетю, Аня несколько раз называет женщину «мамой». О том, как сложилась судьба ее сожителя, девушка толком ничего на знает. Но то, как он выглядит, помнит до сих пор.

— Брата после смерти мамы забрала к себе бабушка (мама его отца), меня — сестра моей родной бабушки… Не могу сказать, что я в чем-то нуждалась: была хорошо одета и обута, были и хорошие дорогие вещи. Но мне ничего не разрешали: гулять — нельзя, играть в волейбол — нельзя, сиди дома, и все. Сейчас, воспитывая своих детей, я понимаю: если запрещаешь, нужно давать что-то взамен.

В какой-то момент Аню отдали в школу-интернат для детей, больных сколиозом. Там она проводила пять дней в неделю, а на выходные приезжала домой.

— В моей семье пьют все — мне кажется, это какое-то проклятье… И я начала пить и курить очень рано: видела все это дома. В 13 лет ушла, потому что больше не могла чувствовать себя мебелью в квартире. Сказала, что не вернусь. Через месяц меня объявили в розыск, затем нашли сотрудники милиции. Я позвонила бабушке, извинилась, на что она сказала: «Дома у тебя больше нет».

«По поведению в школе стабильный „неуд“. В 18 лет попала в ЛТП»

Дальше, рассказывает Аня, она впервые оказалась в Новинках. Воспоминания о том времени девушка описывает кратко: «Это жесть».

— Страшно не было, я уже ничего не боялась. Потом меня отправили в приют. Я была уверена, что родственники заберут меня, что все будет по-другому. Но нет, меня перевели в детский дом.

Только в этот момент мы вспоминаем о школе. Аня с улыбкой говорит, что по поведению у нее был стабильный «неуд». А вот оценки, уверяет она, получала вполне неплохие.

— В детском доме началась совсем жесть. Помню, приехала, все лицо пробитое (пирсинг. — Прим. Onlíner), была настолько озлобленной, никого к себе не подпускала. Я такой человек: если мне плохо, так же будет и всем вокруг. Психологов я никогда ни во что не ставила. Специалисты работали со мной всю жизнь из-за смерти мамы, но ничего нового они мне не рассказывали.

Тем, кто был рядом, тоже доставалось. Аня вспоминает, как в 14 лет подралась с компанией подростков, причинивших вред 6-летнему мальчику. К слову, примерно в этом же возрасте она попробовала наркотик. Естественно, это случилось в компании.

Дальше девушка снова вспоминает эпизоды с лечением в психоневрологическом диспансере. Всего Аня побывала там пять раз.

— Я видела такое, о чем боялась говорить. Но где бы по жизни я ни оказалась, всегда находилась какая-нибудь женщина, которая мне помогала. Позже я состояла на всех возможных учетах. Например, у меня установлены «склонность к побегам» и «попытки к суицидам».

Аня говорит, что попыток суицида было несколько. Их причиной становилось непонимание: зачем жить, когда она никому не нужна? К слову, иногда Аню в детском доме все же навещали родные: несколько раз приезжал папа и бабушки.

Если вы чувствуете себя плохо, у вас или у ваших родственников появляются суицидальные мысли, пожалуйста, обратитесь в службу экстренной психологической помощи. Это анонимно и абсолютно бесплатно. Телефоны для взрослых — 8 (017) 352-44-44, 8 (017) 304-43-70; для детей и подростков — 8 (017) 263-03-03.

— После детдома я поступила в колледж, училась на фотографа. Мой средний балл в школе был примерно 7, и это учитывая все, что я там вытворяла! — с полуулыбкой говорит Аня. — Первый курс я отучилась, а потом — все…

Поведением, честно признается героиня, она продолжила отличаться и в колледже. Например, ругалась с соседками по общежитию из-за бардака, а еще возвращалась пьяной. Дошло до того, что на первом этаже повесили ее фото — грубо говоря, это была «доска позора».

— У меня была коронная фраза: «Извините, я больше так не буду». Но все равно всегда чудила. Не знаю, как это объяснить, зачем было это все. Возможно, чтобы привлечь внимание? На втором курсе я довыделывалась настолько, что в 18 лет меня отравили в ЛТП. Помню, что из-за алкоголя у меня было 72 протокола.

В профилакторий нас ехало 27 человек. В основном это были взрослые дамы. Знаете, кого я там встретила? Мам детей, с которыми я была в детском доме. Но я никого не осуждаю: попасть в такую историю может каждый, всех судеб не узнаешь, — рассуждает Аня. — Страшно мне не было, я уже плюс-минус понимала, что меня ждет. Спустя полгода, в один прекрасный день я встретила там свою бабушку — она выходила от юриста.

Сказала, что приехала меня навестить, что любит меня, и попросила подписать доверенность. Я не стала этого делать.

«Встретилась с другом, он предложил употребить…»

В ЛТП Аня провела год — как сама говорит, «от звонка до звонка». Вернулась девушка в квартиру, где живет сейчас: «метры» достались ей по наследству.

— Пока меня не было, моя подружайка, которой я оставила ключи, сделала из квартиры притон. В итоге огромные задолженности, не было счетчиков, а входная дверь не открывалась, а выпадала. Я начала зарабатывать деньги и двигаться: периодически употребляла [наркотики], а потом забеременела. Устроилась на работу, делала ремонт — все вкладывала в дом.

В первый раз мамой Аня стала в 21 год — тогда родился Богдан. На тот момент девушка была в отношениях. С парнем они познакомились, когда тот пришел передвинуть шкаф.

— Как развились отношения? Ох… Было и плохое, и хорошее. Мы летали отдыхать, тусовались. Беременность мы планировали. Я всегда говорила ему: «Что бы у нас ни произошло, давай перед детьми репетировать хорошую семью».

Аня с улыбкой вспоминает, что будто всегда знала, каково это — быть мамой. А еще помогала уверенность: она-то точно не пропадет.

— Когда забеременела второй раз, на седьмом месяце милиция забрала моего мужа. Рожала я одна, из роддома меня встретила его мама. Когда Дашке был год-полтора, мне показалось, что мое материнство закончилось.

Я встретилась с другом, он предложил употребить…

Где-то на пятый раз я поняла, что это за сила. Представь, что только от разговоров [о наркотике] у тебя дрожь и мурашки по всему телу. Сразу поняла, что это зависимость. У меня было много золота — я его сторчала, но потом выкупала.

Но из дома ничего не выносила. Позволить себе такое я не могла.

Дети были дома — с ними оставались люди, которые за ними смотрели. Я приходила, плакала, говорила, что я больше не хочу и не буду… И каждый вечер я перлась и употребляла. На тот момент мне было лет 25.

Дальше то, что рассказывает Аня, можно использовать для буклетов, рассказывающих о последствиях наркомании: никакой радости, ничего не хочется. Вернее так: все мысли сводятся только к одному.

— Из-за истории мамы я всегда боялась наркотиков и не хотела закончить так же, как она. Понимала всю серьезность и опасность, а потом начала все это забухивать. Трижды кодировалась от алкоголя — это происходило в моменты, когда все шло к тому, что у меня могли забрать детей. Это самый большой страх в моей жизни.

Правда, у меня самой как-то возникли мысли отдать их в детдом. Мне казалось, что вся моя жизнь — это наркотики, притоны, наркотики, притоны. Что они со мной увидят?

Когда я употребляла, была не дома — меня никто не видел и не слышал. Отчасти делала это из-за страха, что [под кайфом] могу им что-нибудь сделать. Но алкоголь… Об этом знали все: как дурная, я пела песни, била людей… Словом, вытворяла ужасные вещи.

Автор фото: Юлия Цырук

— Физически дети страдали от этого?

— Нет, детей я никогда не била — они знают, что я их люблю. Им даже нравилось: они тусовались, им все было можно. Наверное, вместе со мной они объехали всю Беларусь на электричках и поездах: периодически нам приходилось сваливать. Говорила им, что мы играем в игры.

В тот период Аня нигде не работала. При этом, рассказывает девушка, у нее всегда были оплачены счета за квартиру, денег хватало на продукты и все необходимое. Иногда помогала бабушка, а кроме того… Тут Аня пожимает плечами и говорит, что «затрудняется ответить», какими еще способами получалось решать финансовые вопросы.

— Моя тетя (сестра папы. — Прим. Onlíner) — единственная из родственников, кто знал, что со мной происходит. Она предложила мне лечь в рехаб, чтобы там «прокапали». Но я знала: мне это не поможет. Да, я сама могла не употреблять, но не могла не думать о наркотиках. В то время их было так много, что я могла даже не выходить из дома — мне бы бросили прямо в окно.

Я не боялась ничего, даже смерти. Как-то [в момент употребления] у меня поднялась температура до 41 градуса. Ее удалось сбить таблетками, вызывать скорую было нельзя. Я пришла в себя и тут же подумала: пойду-ка еще!

Меня абсолютно ничего не останавливало.

«Смогла вернуть детей через полгода»

Тем временем Богдан и Даша ходили в детский садик, а позже — в школу. Обещания «Я так больше не буду» от мамы дочка и сын слышали часто. Слезы? Аня говорит, что дети не плакали: она покупала им телефоны и разрешала постоянно в них зависать.

В СОП, честно говорит Аня, дети стояли всегда. Если на горизонте появлялась возможность наконец-то сняться с учета, тут же случался «какой-нибудь концерт».

— Как-то два года назад я сильно выпивала со знакомым, и мне выбили окно. На улице ноябрь, уже лежал снег. Я понимала, что детей могут забрать. Тогда я позвонила знакомому и попросила найти для меня реабилитационный центр. В Пинск меня отвез бывший муж — помню, что по дороге пила, плакала и угрожала снова выйти за него замуж, — улыбается Аня.

Сын остался у тети Ани, Даша — у своего отца. Снова увидеться с мамой дети смогли через месяц: их обоих привезли в Пинск. Там же оформили в школу и садик, Аня же продолжала проходить программу реабилитации.

— Спустя полгода я уехала оттуда. Мне объясняли, что нужно пройти все до конца, просили вернуться. Я же была уверена, что умнее всех.

Вернувшись в Минск, Аня начала ходить в церковь: программа реабилитации базировалась на религии, и девушке это подходило. Но спустя семь месяцев после возвращения из центра наркотики вернулись в ее жизнь.

— Дальше начались качели: алкоголь — наркотики. В таком состоянии я даже звонила в центр в Пинск, просила меня пустить… На что мне говорили: приезжай.

Но вернуться тяжело, тебя будто что-то не пускает.

Детей все же забрали в приют — туда же, где я росла 15 лет назад. Я устроилась на работу: мне нужно было отрабатывать их содержание. К Даше и Богдану я ездила через день, объяснила, что случилось, что они здесь ненадолго и скоро их заберет моя тетя.

Чтобы вернуть детей, Ане предстояло выполнить ряд предписаний. Во-первых, нужно работать, во-вторых, посещать специалистов. Но с последними, говорит девушка, все было не так просто: доверия к психологам у нее не было.

— Первого числа у меня забрали детей, а 12-го я пошла на программу реабилитации в «Реформацию личности». Сказала прямо: я алкоголичка и наркоманка, у меня забрали детей, я хочу изменить свою жизнь. Возможно, они подумали, что я не в себе, — улыбается Аня.

В приюте Даша и Богдан пробыли месяц. Дальше, как и обещала детям мама, их забрала тетя Ани. В это время девушка продолжала работать, ходила на реабилитацию, каждые три месяца посещала комиссии. Спустя полгода детей Ане вернули.

— После того как дети вернулись, наши отношения стали лучше. Раньше я затыкала их телефонами, теперь же времени в гаджетах они проводят совсем мало, зато ходят на кружки и в секции. Мне нравится тусоваться с ними. Последнее, куда ходили вместе, — в сауну, — смеется Аня.

— Как думаешь, почему с этой реабилитацией получилось?

— В центре в Пинске я была, грубо говоря, за забором и знала: стоит мне выбраться, я могу все. Здесь же я добровольно хожу на группу, меня никто не заставляет, и я понимаю, зачем мне это нужно. Да, есть правила, но если в прошлый раз у меня были лукавые мотивы, то сейчас есть решение. Бывали и бунты, но мой характер и желание что-то доказать взяли верх.

Сейчас я веду TikTok, где тоже рассказываю обо всем пережитом. Конечно, хейт есть, но какая мне разница, если я переборола наркотическую зависимость? Люди боятся признаться в зависимости или думают, что ты в петле навсегда. В меня ведь тоже никто не верил.

— Нет страха, что все может вернуться?

— Нет, потому что я чувствую, что свободна. Знаете, жизнь ведь часто нас проверяет. После семи месяцев трезвости ко мне пришел симпатичный молодой человек и предложил наркотик. Но я отказалась: просто не захотела. Хотя могла бы.

Конечно, последствия от употребления остались: по сути, здоровы у меня только глаза. А еще я каждый год хожу на похороны… Три мужчины, с которыми я жила, умерли от наркотиков… Смертей я видела много.

Я не боюсь говорить, что была наркоманкой, но всегда боялась остаться ей. Теперь мне нужно полюбить людей: они ведь принесли мне много бед. Но я к этому стремлюсь.

Социально-благотворительное учреждение «Реформация личности» более 20 лет помогает людям, попавшим в сложную ситуацию. Обратиться за помощью могут не только люди с любой формой зависимости, но также созависимые (например, если в семье употребляет муж или ребенок). Подробнее о программах можно узнать здесь, а в Instagram рассказывают еще больше историй.

Читайте также:

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ga@onliner.by