10 164
12 августа 2025 в 8:00
Автор: Полина Лесовец. Фото: Влад Борисевич; личный архив героев; открытые источники. Обложка: Максим Тарналицкий
Спецпроект

«После операции я буквально прозрел». Эти белорусы делали лазерную коррекцию в девяностых, нулевых и двадцатых

Автор: Полина Лесовец. Фото: Влад Борисевич; личный архив героев; открытые источники. Обложка: Максим Тарналицкий

Когда нам хочется объяснить, как сильно — и быстро! — меняется окружающий мир, обычно в качестве примера мы берем айтишников. То, что казалось прорывным и космически современным в разработке, скажем, десять лет назад, сегодня печально пылится на обочине истории. Но, на самом деле, врачи здесь дадут фору айтишникам. Всего лишь год-другой не читаешь исследования в авторитетных англоязычных журналах, не следишь за технологиями — и все, прощай, медицина. Один из самых наглядных примеров — это лазерная коррекция зрения. О том, как менялась технология (а с ней и судьбы людей), рассказывают читатели Onlíner. Читайте истории из девяностых, нулевых и двадцатых в спецпроекте с клиникой «Мерси».

«Врачи удивились, что получилась единица на оба глаза»

Павел, 55-летний минчанин, вспоминает о событиях, случившихся еще до того, как на свет появился Onlíner.

— Близорукость, или миопия, мучила меня с самого детства. С возрастом это постепенно накапливалось… В итоге в армию я пошел с −6. И все равно признали годным! Меня забрали из Минска на БАМ — Байкало-Амурскую магистраль. Типичная для СССР история.

В школе я не носил очки. Перешел на них только на старших курсах училища, году в 1987-м. Если вы помните главного героя из «Служебного романа» Анатолия Новосельцева — вот так примерно выглядели очки в ту эпоху — с толстенными линзами и роговыми оправами. К концу восьмидесятых старались производить модели поаккуратнее. Но покупали из того, что было. Выбирать особенно не приходилось.

Очками я пользовался лишь иногда, для чтения. Красоты они, прямо скажем, не добавляли. А контактные линзы тогда были не лучшего качества.

Летом 1991 года мне было 20 лет. Сразу после демобилизации я решился на лазерную коррекцию зрения. Обсудили все с родителями, и я поехал в Москву, в МНТК «Микрохирургия глаза» имени академика Федорова. Почему там, а не в Минске? Это случайность. Тетя была в командировке в Москве — и записала меня сначала на консультацию, а потом на операцию.

Чтобы вы понимали, как сильно изменилась технология: когда в 1991 году мне сделали операцию, то врачи удивились, что получилась единица на оба глаза. Тогда это был редкий результат. Конечно, они корректировали зрение, но не настолько, чтобы из −6 получить единицу, понимаете? Врач, который меня оперировал, честно сказал: «Да, у нас, в Москве, техника современная, но специалисты в Минске гораздо лучше».

Минск, 1991 год

Минск 1991 года — это талоны, жуткая инфляция, очереди, бедность, развал Союза… Наши клиники тогда просто не могли позволить себе аппараты по полмиллиона долларов. Знакомые говорили, что поездка в филиал МНТК «Микрохирургия глаза» в Санкт-Петербург вместе с проживанием, питанием и операцией по коррекции зрения стоила чуть ли не как хороший автомобиль. В моем случае все было куда проще. Операция, как сейчас помню, обошлась в 660 советских рублей — эквивалент двух-трех средних месячных зарплат. Эту сумму заплатили родители. А в Москве я смог бесплатно остановиться у родственников.

Когда я первый раз приехал в клинику, для меня это стало легким шоком. Прежде я не видел зданий, в которых лифт поднимался снаружи, по внешней стороне. Помню ковры, хорошую мягкую мебель, ненавязчивую музыку в коридорах и вежливость персонала.

Операция прошла под местным наркозом и заняла примерно 6 минут. Сначала оперировали правый глаз. Я видел пучок света — и все. Никаких неприятных ощущений не чувствовал. Тогда технологии не позволяли делать лазерную коррекцию сразу на оба глаза. Неделю я отдыхал, восстанавливался, глаз был заклеен. Затем я снова приехал в клинику на проверку, врачи посмотрели, увидели, что единица, удивились — и тут же прооперировали левый глаз. Потом еще неделя на восстановление — и снова проверка.

Поначалу сохранялась реакция на яркий свет: глаза сразу слезились. А через три недели я уже спокойно сам доехал поездом домой в Минск.

Когда после первой операции, на правом глазу, сняли повязку и я увидел мир настолько четко, у меня не было слов! Казалось, я вообще первый раз смотрю на окружающих. Больше не нужно было держать книги у носа, я вдруг смог четко видеть буквы на расстоянии вытянутой руки. Я буквально прозрел.

Жизнь стала другой. Это сложно объяснить человеку, который никогда не испытывал подобного.

Врачи сразу предупредили, что в течение года — по крайней мере в 1991-м были такие требования — мне нельзя бегать, прыгать, поднимать тяжести, смотреть телевизор, читать… То есть полагалось вести амебный образ жизни. Но где ж 20-летний парень будет соблюдать такие рекомендации! Здоровый лоб, три месяца отсидел на шее у родителей, пора было самому зарабатывать. И я пошел работать. Зрение держалось на уровне единицы достаточно долго. Но после 40 снова стало садиться. На одном глазу сейчас −1,5, на втором — −3. Я убежден, что пожинаю последствия несоблюдения режима. Нужно было попытаться выдержать год. Но на тот момент это было невозможно.

К сожалению, повторную операцию в моем возрасте сделать нельзя. Приходится подбирать разнокалиберные очки. И все равно я считаю, что моя история достаточно благополучна. Вижу — и слава богу.

«Просто лег на стол, через 15 минут встал — и все»

Евгений Мащик, 42-летний заместитель директора из Солигорска, описывает эпоху, когда лазерную коррекцию зрения в Беларуси уже поставили на поток.

— Проблемы со зрением у меня были с самого рождения. К слову, отец и старший брат тоже носили очки.

Я осознал, что у меня плохое зрение, когда в школе начали писать на доске и с задней парты ничего не получалось разобрать. Тогда родители купили мне очки, а учителя стали усаживать за первую парту. Правда, очки я носил не постоянно, эпизодически. Надевал только на уроках, или когда смотрел телевизор, или в магазине, чтобы увидеть цены. Очки — ну, это было не комильфо, особенно в Солигорске девяностых.

Евгений со старшим сыном

Как только появились линзы, я перешел на них — и носил вплоть до 2008 года. Хотя поначалу они стоили недешево. Когда первый раз надел линзы и прошел по улице… Это было как в фильме! Я понял, что даже листву деревьев прежде нормально не видел. К сожалению, у ношения линз есть свои последствия. На одном глазу у меня до сих пор сохранился синдром «сухого глаза».

Кстати, у младшего сына такая же история — врожденная близорукость. По всей видимости, это передается генетически. Уже в 3 года ему назначили очки, потому что сейчас есть техника. Ведь совсем маленький ребенок не может прочитать буквы на приеме у офтальмолога. Когда сын надел очки, он спросил меня: «Папа, а что это в садике висит на стене?» Наш малыш уже полтора года ходит в садик, но впервые заметил, что в раздевалке есть рисунки. Вот и я был точно таким же ребенком…

В 2008 году я решился на лазерную коррекцию зрения. Мне тогда было 26 лет. Я записался в частный медицинский центр в Минске. Заплатил примерно $2 тыс. по курсу за два глаза. Помню, что нельзя было самому садиться за руль (меня подвез приятель), а еще полагалось взять с собой темные очки, потому что после лазерной коррекции зрения вреден резкий свет. Обследование заняло пару часов, и меня отвели в операционную. Сама операция длилась минут 20. Просто лег на стол, через 15 минут встал — и все. Насколько я понимаю, лазер срезает верхнюю часть роговицы, делает фокус правильным. Никаких швов нет, но небольшой дискомфорт от среза чувствовался при моргании. Потом нужно было еще немного посидеть, чтобы врачи убедились, что все в порядке, и меня отпустили домой.

После процедуры неделю нельзя было сидеть за компьютером. Но, честно скажу, я не выдержал эти сроки. Уже через два дня мне нужно было работать, и я сел за компьютер. Небольшая светобоязнь сохранялась, я носил темные очки.

Для меня, кстати, более неприятным, чем сама коррекция, оказалось измерение глазного давления, когда струя воздуха ударяет в глаз. А операция вообще была нестрашной. Совсем. Это как полечить зубы.

Я знаю, что в девяностые многие белорусы ездили делать лазерную коррекцию зрения в Москву или Санкт-Петербург. Но к середине двухтысячных, по моим ощущениям, это уже было поставлено на поток в Минске. В 2008 году я застал в частном медцентре настоящий конвейер: ты сидишь, а за тобой еще десять человек и впереди десять. Бесконечный процесс. Операционная, понятное дело, выглядела как космолет. Новое оборудование стоило фантастических денег и было современным.

С тех пор технология стала дешевле за счет массовости. Но принцип тот же: фокусное расстояние уменьшается — и все. Это оптика, раздел физики.

После операции зрение у меня — твердая единица, держится таким до сих пор, хотя я много работаю за компьютером, читаю и так далее. Иногда наваливается зрительная усталость, но две недели в отпуске — и все проходит. Думаю, я просто злоупотребляю доставшимся мне хорошим зрением (улыбается. — Прим. Onlíner).

После операции в моей жизни одновременно изменилось все — и ничего. Ты не поймешь разницы, не почувствуешь, пока не сделаешь коррекцию. Сложно описать это ощущение словами, вербализировать. Оно точно того стоит!

«Других детей в школе буллили из-за очков»

Александр Ревотюк, специалист по внешнеэкономической деятельности из Минска, решился на операцию в 2022 году.

— Зрение у меня начало падать лет с 6. На медицинском языке это называется миопия, или близорукость. Все дело в генетике: оба моих родителя тоже носили очки, так что это было неизбежно. В 25 лет у меня было −6,5 диоптрий на оба глаза. Это еще относительно легкий случай.

Кстати, вдобавок к миопии у меня совершенно случайно обнаружили цветоаномалию — дальтонизм. Глобально в жизни это не мешает, я не путаю желтый с красным. Но отличить кирпичный оттенок от коричневого не смогу. Буду яростно доказывать, что это розовый, а мне скажут: фиолетовый.

Лет с 8 я начал носить очки, а примерно с 11 — контактные линзы. Быть школьником в очках — это в первую очередь вопрос самооценки. Я не хотел, чтобы надо мной смеялись. Да и сидеть на первой парте, рядом с учителем — это боль. Приколы с очками были сто процентов. Сейчас все говорят «буллинг», а тогда услышать от одноклассников «очкарик» было в порядке вещей. Я знаю, что над другими детьми очень сильно издевались, потому что у них очки были толще. Мне еще повезло.

До средних классов я еще мог прочитать надписи, сесть в автобус, добраться до дома без очков. Но со временем зрение падало, и лет в 10 я уже не видел номер маршрутки на расстоянии 20 метров.

Достаточно рано я перешел на линзы. Не могу сказать, что они обходились дорого, ведь поначалу все оплачивали родители. Но было дискомфортно, особенно пока не появились гидрогелевые линзы, которые перестали сохнуть. Помню, как тревожный человек, все время ходил с раствором для линз под рукой. Были всякие фокусы. Люди поражались, что можно тыкнуть пальцем в глаз — и ты даже не дергаешься. Уже нет защитной реакции. Бр-р-р, какие времена вспоминаю! Аж холодок по коже.

В последние годы перед операцией без очков и линз я уже не мог разглядеть черты лица на расстоянии двух метров. Были проблемы, мог просто не узнать человека. Бывало такое, что я подходил, протягивал руку, чтобы поздороваться, а это… не он. Ты как будто ходишь в вечном расфокусе.

Мне кажется, года так с 2019-го лазерная коррекция зрения стала неимоверно массовой. К тому времени накопилось достаточно фидбэка. Стало понятно: это безопасно. Потому что моя тетя еще застала время, когда нужно было сделать лазерную коррекцию на одном глазу, подождать, и только потом можно было делать на втором. То есть когда-то это считалось сложной процедурой. А в 2022 году все было легко и заняло буквально доли секунды.

Операцию я очень ждал. Мне не было страшно, скорее жил в предвкушении. Я боялся лишь одного: что мне откажут, обнаружат какие-нибудь противопоказания. В медицинские нюансы не вникал. Мне было важно, что я смогу наконец-то перестать пользоваться очками и линзами!

Помню, как сидел перед кабинетом в день операции и ждал. Был уверен, что все пройдет отлично. Заранее прочитал отзывы о клинике, они были хорошие. Так зачем переживать? Я выбрал самый дорогой вариант — LASIK. Это стоило около $800 по курсу.

Сама операция, то есть момент, когда ты уже лег на стол, глазницу зафиксировали и включили лазер, длится, дай бог, две минуты. А подготовка — минут десять: в глаза капают обезболивающее, и ты просто ждешь, когда оно подействует. После операции я встал — и уже видел намного лучше, чем до этого. Эффект меня крайне удивил: спустя несколько дней зрение из −6,5 превратилось в единицу! Это стало шоком. Неужели такое возможно?

Помню, после лазерной коррекции зрения мы с девушкой гуляли по городу, я остановился в районе Академии наук и просто залип на березу: «Блин, вот как она выглядит!» Поменялась четкость картинки. Я смог разглядеть более мелкие детали — начиная от переходов на коре и заканчивая кроной. Минут 15 стоял и просто смотрел на дерево, потому что впервые видел каждый листик… Бесконечный восторг.

Возвращение зрения поменяло все. Я даже начал в целом на жизнь смотреть позитивнее. Перестал просыпаться и первым делом искать очки. Нет больше рутины с линзами. Я больше не переживаю, что забыл очки, или контейнер, или линзы, или раствор… Жизнь стала намного проще.

После коррекции прошло три года, и зрение — по-прежнему единица. Правда, теперь я знаю, что такое усталость глаз. Из великолепного — можно наконец-то разглядывать кроны деревьев!

«Мы все разные, отличаемся от общепринятой нормы»

Сергей Юшкевич, хирург-офтальмолог клиники «Мерси», объясняет, как именно устроена оптика глаза и почему лазерная коррекция зрения в Беларуси прошла такой путь.

— На самом деле, все очень просто: в идеальном глазу объекты фокусируются в центральной зоне сетчатки. Это и есть общепринятая единица, стопроцентное зрение. Но если глазное яблоко по какой-то причине становится длиннее или короче, то вся оптическая система меняется. Мнимый фокус может находиться либо перед сетчаткой (близорукость), либо за ней (дальнозоркость). А еще важна анатомия роговицы и хрусталика. Если поверхность не похожа на идеально ровный глобус, а есть искривления, мы имеем дело с астигматизмом.

Это всего лишь говорит о том, что человек не продукт станка с числовым программным управлением. Мы все разные, отличаемся от общепринятой нормы. На самом деле, близорукость, дальнозоркость или астигматизм есть у половины жителей Земли, если не больше. У 40—60% детей в Беларуси сейчас диагностируют эти отклонения от нормы. Из-за распространения гаджетов, планшетов, компьютеров, мобильных телефонов глаз приспосабливается видеть хорошо на близкой дистанции. И процент людей с близорукостью, дальнозоркостью или астигматизмом, к сожалению, не становится меньше.

Лазерная коррекция зрения появилась в Беларуси в начале девяностых, и с тех пор технология непрерывно менялась. Когда у нас была единая страна, СССР, естественно, все ездили оперироваться в Москву и Санкт-Петербург, а нам потом приходилось этих пациентов наблюдать. Начинали с методики ФРК (фоторефракционная кератэктомия). На смену ей пришел LASIK (Laser-Assisted in Situ Keratomileusis) — его сейчас считают «золотым стандартом». А самая новая методика — это SMILE (SMall Incision Lenticula Extraction). Какую бы сложную аббревиатуру ни использовали в названии, по сути, это лишь усовершенствование инструмента в руках врача.

В Минске начала девяностых были проблемы даже со стандартным оборудованием в госклиниках, не говоря уже об установках для лазерной коррекции зрения. Ведь, кроме самих аппаратов, деньги, и немалые, нужны на их обслуживание, частую смену расходников, антисептику и так далее. Было очень грустно. Но потихонечку ситуация улучшалась. Сначала включились частные структуры, а потом и государство подтянулось. Лазерные технологии всегда были дорогими и в обслуживании, и в приобретении.

В 1998 году в Минске появился первый частный лазерный центр, а с ним пошел и поток пациентов. Конечно, в масштабах нашей страны это была капля в море. Некоторые по старинке ездили в Москву и Питер. Но постепенно довольные пациенты стали делиться своими историями, заработало сарафанное радио, и люди начали доверять белорусским врачам. Причем небезосновательно: уровень наших лазерных хирургов однозначно не был хуже, чем в Москве и Санкт-Петербурге.

За последние 35 лет медицина перешла от поочередных операций на каждом глазу к одномоментной коррекции на оба глаза. Оборудование, включая сами лазеры, постоянно совершенствовалось. Пациенты, которые раньше могли рассчитывать на остроту зрения в пять-шесть строчек, иногда получали результат на 10—20% больше обещанного. Теперь пациент может видеть максимально уже на следующий день после операции. Если раньше при большом астигматизме или близорукости пациентам отказывали, то постепенно показания стали намного шире. Но и классическая хирургия не исчезла, не изжила себя. Лазер ее не вытеснил. Просто у каждого метода есть свои плюсы и минусы.

Сейчас после лазерной коррекции зрения осложнения случаются менее чем в 1% случаев. Потому что, во-первых, возможности диагностики возросли и врачи стараются все предвидеть, еще не доходя до операционной, а во-вторых, уже есть наработанный опыт, и со всеми осложнениями офтальмологи научились бороться.


Партнер проекта — ООО «Клиника Мерси»

ООО «Клиника Мерси» — многопрофильный медицинский центр полного цикла, оснащенный инновационным диагностическим оборудованием.

Клиника располагается в центре Минска с удобной парковкой для посетителей.

В клинике «Мерси» ведут прием взрослые и детские специалисты: аллерголог, кардиолог, офтальмолог, хирург, стоматолог, невролог, эндокринолог, гастроэнтеролог, дерматовенеролог, косметолог, гинеколог и маммолог, пульмонолог, ревматолог, диетолог, психотерапевт, физиотерапевт, терапевт, педиатр.

Спецпроект подготовлен совместно с ООО «Клиника Мерси», УНП 192949626.

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ga@onliner.by