Еще два года назад Саша панически боялся высоты, но поступательно мучил себя все новыми экстремальными испытаниями. Сегодня финальное — прыжок с парашютом с высоты 3000 метров. Это будет либо окончательная победа над фобией, либо инфаркт. Стать героем новости с заголовком «Белорус пережил сердечный приступ до 30» — так себе перспектива. А вот познакомиться с ребятами, которые прыгают с высот, где даже нет кислорода, делают предложения руки и сердца в свободном полете и выживают после нераскрытия парашютов — это приключение. В общем, мы прыгнули и узнали, о чем обычно молчат парашютисты.
Символично, что этот текст выходит буквально через несколько дней после того, как Том Круз на съемках 16 раз подряд прыгнул с горящим парашютом и установил очередной рекорд Гиннесcа. Старина Том — классический сын маминой подруги и великий обломщик. Тем не менее я не дам какому-то дядьке из Голливуда обесценить произошедшее.
Еще пару лет назад я боялся высоты настолько, что не мог подойти к открытому окну на балконе. Решив выбивать клин клином, я пошел прыгать с веревкой с 35-метровой башни. Потом был девятичасовой рекордный полет на воздушном шаре (интересно: я все еще граф?). И теперь вот парашют, завершающий трилогию: 3000 метров, примерно 45 секунд свободного падения, миллион гектопаскалей давления, создаваемого мышцами чуть пониже копчика, и одна робкая надежда, что парашют раскроется как надо.
— Ну, допустим, не раскроется — ну и ничего же страшного! У меня за 720 прыжков тоже однажды не раскрылся. Запутались стропы, четырежды пытался их распутать в полете, в итоге забил, «отцепился» и открыл запасной. Все прошло хорошо. Когда приземлялся, МЧСники внизу уже нашли мой парашют и тащили обратно, — спокойно и со смешками рассказывает Паша Бора.
Сегодня этот парень будет прыгать со мной и снимать весь процесс на видео. На соседнем сидении Марина — его жена и по совместительству чемпионка Беларуси по прыжкам с парашютом на точность. Этих прыжков у нее за спиной тоже больше 700 — сенсеи у меня сегодня серьезные. Мы едем на аэродром под Молодечно, и параллельно эти «парашютные мистер и миссис Смит» убеждают меня, что прыгать не страшно, а весело и полезно. Я пытаюсь посопротивляться этому факту.
— А если и запасной не раскроется?
— Не, такого в Беларуси еще не было. Их укладывают раз в полгода специально обученные профессионалы со специальным инструментом, и делается это от 3 до 5 часов, чтобы все было идеально. Запасной просто не может подвести. Расслабься, все будет хорошо.
Попробую. По-хорошему нет смысла не доверять людям, которые прыгают больше половины жизни. Даже предложение Марине Паша сделал в воздухе. Чтобы долго не таить слона в посудной лавке, вот вам подробности:
— Это было на высоте 4000 метров — там ничего не слышно из-за ветра, надо читать по губам. Я медленно и по слогам произношу «Вы-хо-ди за ме-ня» и протягиваю кольцо на специальном креплении. Мне его мой товарищ специально сделал на 3D-принтере — такой похожий на кастет держатель на два пальца. Ну и все прошло отлично.
Наверное, я был первым в мире, кто сделал предложение в свободном полете.
— Кажется, на высоте 4000 метров сказать «нет» невозможно. Как и вообще ничего: ветер же дует, — замечаю я, и ребята улыбаются.
— Она кивнула! Было классно. Парашюты открывать даже не хотелось — хотелось еще полетать, пообниматься в воздухе. А потом «вжух» — купола раскрываются, и вы разлетаетесь в разные стороны.
Красиво. Мое волнение сменилось любопытством, и я стал один за другим задавать ребятам по-детски глупые вопросы, которые на самом деле волнуют всех до сих пор.
— А облака вы трогали? Какие они?
— Мокрые. Когда приближаешься к облаку, кажется, что оно твердое и ты сейчас об него расшибешься, даже ноги инстинктивно поджимаются. А когда влетаешь, чувствуешь влажность, и становится легче дышать. Бывают облака, в которых совсем ничего не видно и можно потеряться: видимость как в игре Silent Hill. В такие моменты надо скручиваться по часовой стрелке и позвать кого-то, кто может быть рядом: ветра в облаке нет, слышно отлично.
— Ваш огромный опыт прыжков как-то помогает вам в обычной жизни? Как?
— При вождении. Однажды на этой же трассе прямо передо мной машина спереди вдруг попыталась развернуться через двойную сплошную. Я сделала два движения: тыц-тыц — и все, спокойно вырулила. Паники не было, время шло медленнее, как в воздухе.
— Ну и в парках аттракционов на фото с американских горок мы, кажется, единственные, кто улыбается и кайфует. Остальные кричат, морщатся и еще раз кричат.
Аэродром Хожево под Молодечно — одно из главных мест для белорусских парашютистов. Большие поля, куча места для посадки, минимальный шанс приземлиться к кому-то в огород (а иногда в экстренных ситуациях бывает и такое). Здесь учатся пилотированию самолетов и совершают прыжки с парашютом. Здесь же проводятся и парашютные соревнования.
Оказалось, что в парашютном спорте несметное количество различных дисциплин. В какой-то момент людям наскучило просто прыгать из самолета, и они начали соревноваться.
Марина, к примеру, профессионально занимается прыжками на точность. В этой дисциплине надо приземлиться как можно ближе к конкретной точке и наступить на нее пяткой. Если попал идеально, пишут 0. Дальше счет идет на сантиметры: +1, +5 — нередко бывает, что первое место от второго отделяет всего пару сантиметров.
Паша же сейчас больше увлекается горизонтальными прыжками: его парашют маленький и быстрый, а цель — как можно быстрее пролететь параллельно земле, используя аэродинамику. Это совсем разные «кунг-фу», но, как говорится, «и все-таки они вместе».
Мне бы сегодня прыгнуть хоть как-нибудь. Это будет уже скоро, а пока гуляем и осматриваемся. Пару десятков парашютистов на огромных тентах раскладывают свой инвентарь, инструкторы проводят ликбез для новичков. Скоро меня тоже познакомят с моим инструктором, а пока еще есть время поболтать с ребятами.
— Парашютисты вообще суеверные? Есть какие-то традиции, обряды?
— Есть. Можно не верить в мистику, но какие-то вещи стараются соблюдать все. Например, если стропы запутались, пришлось отцепить парашют и воспользоваться запасным, в этот же день ты должен проставиться и отпраздновать со всеми свое второе рождение. Никто не знает, как это работает, но те, кто этим правилом пренебрегал, потом отцеплялись снова и снова. Один наш знакомый принципиально решил не проставляться, потому что «это все бред». При следующих двух прыжках ему снова приходилось использовать запасной. Сдался, накрыл поляну — и все, снова стал прыгать без конфузов.
А еще парашютисты могут чуть ли не побить вас, если на аэродроме вы начнете катать пустую бутылку ногой по траве. Как оказалось, это тоже плохой знак. Так делают соперники на соревнованиях, чтобы прыжок конкурента не удался. Марина утверждает, что видела, как на нее «катают». Прыгнула тогда хуже, но все равно оказалась на пьедестале.
— А это Юрий Евгеньевич — твой сегодняшний инструктор, знакомься.
Юрий Евгеньевич, конечно, глыба. Если и пристегиваться к кому-то, чтобы быть сброшенным с самолета, то лучше сразу к начальнику службы парашютно-десантной подготовки ДОСААФ. Даже Тому Крузу я бы не так доверял. Количество прыжков — более 6500. Из них были и сверхэкстремальные — вроде прыжка с высоты 5 километров, где, разумеется, лютый дубак и нет кислорода (в самолете дышали через баллон). Уж, думаю, с моими 65 килограммами в «кенгурячьей» сумке он справится.
— Самым большим пассажиром у меня был 115-килограммовый бодибилдер — и ничего, справились! Я сам небольшой, и в сумме мы вписались в 200-килограммовый лимит грузоподъемности парашюта.
При прыжке в тандеме с инструктором ты, по сути, должен быть просто удобным балластом и не мешать: в полете выгибаться «бананом», закидывая ноги назад, вовремя расставить руки, вовремя спустить лямки под таз, вовремя вытянуть ноги при приземлении — всего четыре элемента, проще некуда. Но в стрессе люди порой умудряются запороть и их. Прыгать с инструктором, кстати, дороже. Самостоятельный прыжок стоит 310 рублей, а Юрий Евгеньевич (если повезет именно с ним) за спиной добавляет вам не только безопасности, но и 280 рублей сверху.
— Чтобы начать прыгать самому, нужно пройти четырехчасовой курс. Это не так уж сложно. Когда я был молодой, никаких тандемов еще не было, я сразу прыгал один.
— Я, пожалуй, сначала с вами… Том Круз тоже не сразу с мотоцикла в обрыв прыгал.
Мы быстро нашли общий язык, Юрий Евгеньевич много шутил и подкалывал. Обещал, что, если все пройдет хорошо, он самолично пропишет мне традиционный «пендаль». Оказывается, в парашютисты посвящают именно так. Наверное, словить общую волну с инструктором важнее всего. Так или иначе, в момент прыжка ваши как минимум впечатления (а как максимум жизни) зависят друг от друга. Паша подтверждает:
— Если на земле кто-то ходит и выделывается, то в воздухе это ничем хорошим не кончится. Иногда заранее чувствуешь, что с кем-то из пассажиров могут быть проблемы. Был у нас как-то один блогер, ходил весь на понтах, общался свысока. Сели в самолет — и уверенность куда-то пропала. Натошнил на салон, на одежду, на инструктора — на все вокруг. Был еще один китайский товарищ — они совсем не так, как мы, на стресс реагируют. Он просто сжался в камушек, закрыл глаза и провисел так весь полет. Даже проверять пришлось, живой там или нет. Прыжок — это все же про эмоции. Люди должны кайфовать, улыбаться, получать удовольствие. А после таких прыжков хочется сказать: «Брат, держи деньги, отдай мне прыжок обратно».
Объявляют загрузку в самолет — вон тот кукурузник с турбиной. С каждым шагом ноги становились все более ватными. Но тошнить не хотелось. Да и страха тогда еще толком не было. Хотелось не упасть в грязь лицом и достойно присоединиться к комьюнити парашютистов. Ребята весь день рассказывали, насколько разные и прекрасные люди прыгают вместе. Среди их знакомых прыгунов есть и врачи, и учителя, и даже бизнесмены из топ-30 российского списка Forbes. Марина рассказала, как в чужом городе ее опознавали по парашютной затяжке на рюкзаке и весь день им бесплатно проводили экскурсии, кормили-поили и становились новыми друзьями совершенно незнакомые люди — просто потому, что «О, вы тоже прыгаете».
— В штанах сухо еще?
— Вроде да. В комбезе проверить сложно.
— Потом вытряхнем, если что. Залезай давай. Смотри на облака и кайфуй, — улыбается Юрий Евгеньевич.
Полный самолет, по размерам больше напоминающий летающую маршрутку, стремительно набирал высоту. По лицам людей в салоне сразу было очевидно, кто инструктор, а кто пассажир: вторые больше молчали и бледнели, пока первые веселились и снимали вторых на наручную камеру. Я даже картинно перекрестился в Пашин объектив. Пока летишь, особо ничего не чувствуешь. Смотришь в иллюминатор на ровные квадратики полей, облака и думаешь: как же красиво.
Щелчок — и твое лицо высовывается в дверь самолета, рот открывается от удивления, щеки надувает потоком воздуха. Вот тогда ты осознаешь все. Равно как и тот факт, что момент отрыва не зависит от тебя. Висеть и офигевать, висеть и офигевать — вот все, что в твоей власти. Юрий Евгеньевич кивает Паше. А меня кто-нибудь спросит? А я кивнул? Не-а, инструктор просто подвинул мою голову ближе к груди — как оказалось в итоге, это чтобы я не убил его ударом затылком в грудь, когда поток ветра ударит нас при прыжке.
Отрыв — и я лечу прямо в контурные карты атласа по географии. Все ненастоящее! Я это придумал. Воздух бьет по ушам и ноздрям, дышишь урывками. Хлопок по плечу — время выставлять руки в стороны и стабилизироваться. Страшно, но весело. Я не помню, что именно показывал и говорил в Пашину камеру — вероятно, что-то нецензурное.
Уже секунд через семь я не думал, что это экзистенциальный опыт ощущения смерти. Я думал: блин, а облака и правда красивые. Моя работа — находить правильные слова для передачи эмоций. Но эти 40 секунд передать сложно. Это полная гамма от ужаса до истерического восторга. Квадратики полей стремительно приближались в тот момент, когда купол раскрылся и мы резко повисли над ничего не подозревающим пригородом Молодечно. Лететь с парашютом, по правде говоря, уже скучнее. Скорость снижения меньше, чем у осеннего листка в безветренную погоду. И только когда Юрий Евгеньевич начинал поворачивать и снижаться резче, я осознавал, что под нами еще добрых 500 метров и этого с запасом хватит, чтобы превратиться в лепешку. Помножьте то самое чувство в районе живота, возникавшее в детстве, когда почти сделал «солнышко» на качелях, примерно на тысячу — вот так это и ощущалось.
Мы приближались к посадочному полю, когда я вдруг увидел на зеленом газоне огромное выстриженное слово «Привет». А эти парашютисты, конечно, приколисты. У меня есть видео всего полета, и идет оно от силы полторы минуты, но каждый раз, когда я вспоминаю тот момент, мне кажется, что это длилось либо 10 секунд, либо целую жизнь, среднего не дано. Приземлились мягче, чем пчелка на цветок (реально, я телом еле примял травинки). Я сразу отхватил от Паши пятюню. Сказал в камеру что-то невнятное на тему того, что теперь понимаю, за что это можно любить. По правде говоря, я уже тогда решил, что понял не до конца. Как только меня отстегнули от Юрия Евгеньевича, я решил, что прыгну самостоятельно. Вот тогда-то я точно пойму все. Мои ноги должны сами принять решение прыгать — это самое страшное. Остальное — классный аттракцион и сплошные восторги.
Традиционный посвящающий «пендаль» мой многоуважаемый инструктор мне все же выписал. После посадки он стал стебаться чуть меньше: возможно, я прошел какую-то проверку и не был пассажиром-кайфоломом. Но теперь я не хочу быть просто пассажиром. В голове появилось знакомое еще со времен тарзанки ощущение тотального спокойствия. Я снова видел смерть и снова расписался ей на груди, а все остальные проблемы — это просто пыль. Так уходят фобии и тревожность — работает лучше любого психолога. За более чем год интенсивной шоково-экстремальной терапии я прошел от страха подойти к окну на пятом этаже к желанию прыгать в облако на высоте, где даже чайки уже не летают. Хорошо это или плохо, я не знаю. И более того, мне тотально пофиг. И это абсолютно прекрасно.
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ga@onliner.by