Мы видим, что происходит в Беларуси, и пытаемся понять, как подобные проблемы решают наши соседи — Россия, Польша, Украина. Очень сложно отказаться от сравнений. Казалось бы — страны с очень разными стартовыми условиями, но фундаментально проблемы близки. Например, в Польше те же протестующие, демонстрации, задержания. Люди там недовольны государством, и диалог между бунтующими гражданами и властью ведется на повышенных тонах.
Так там «все то же самое» или «вы не понимаете, это другое»? Имеет ли смысл вообще сравнивать? Какие выводы можно сделать, изучив ход многомесячного противостояния правящей польской партии, президента страны и значительной части общества? Давайте попробуем выяснить это, поговорив с поляком, который отлично разбирается в политике и при этом хорошо знаком с менталитетом людей, живущих на постсоветском пространстве.
Петр Марциняк (Piotr Marciniak) — политолог, депутат Польского сейма в 1993—1997 годах, посол Польши в Республике Молдова, дипломат в России. В настоящее время является преподавателем Центра Восточной Европы Варшавского университета.
— Что происходит в Польше с начала прошлого года? В чем причины недовольства граждан?
— Осень прошлого года принесла бурное оживление гражданского общества в Польше. Молодые люди, очень часто старшеклассники, вышли на улицы. Это произошло после долгих лет, в течение которых большинство поляков никак не проявляли интереса к политической жизни. Есть надежда, что все это принесет глубокие цивилизационные изменения.
Молодые люди говорят, что видят себя и Польшу в современной Европе, что им не по себе от все более анахроничной реальности в государстве, построенном первым посткоммунистическим поколением. К этому добавилось беспокойство, вызванное пандемией.
Бунт молодого поколения стал большим сюрпризом, пробудив надежду у одних и большую тревогу у других. Однако нельзя забывать, что этот бунт вписан в демократическую систему и сейчас остается в ее рамках. Он не направлен на изменение государственного строя, а пытается использовать все инструменты, предлагаемые демократией, даже если они ограничены.
Этот бунт накладывается на длительный конфликт между правыми (известными как партия «Право и справедливость»), находящимися у власти с 2015 года, и значительной частью общества, которая расценивает изменения, вносимые правящей командой, как угрозу демократическим институтам и демократической практике, как шаги по пути к авторитарной системе.
— Кто конкретно проявляет недовольство и как на эти требования реагирует государство?
— На выборах 2015 и 2019 годов правящая коалиция дважды получала большинство в парламенте (в 2019 году — только в нижней палате, в Сейме). Многие считают, что это было результатом не полностью пропорциональной избирательной системы, а на выборах 2019-го — массированной проправительственной кампании в государственных средствах массовой информации.
В любом случае мандат на управление страной не являлся мандатом на смену системы правления. В течение многих месяцев после выборов 2015 года в ходе массовых демонстраций поляки протестовали против ограничения независимости судебной системы — сначала Конституционного суда, затем Верховного суда, а впоследствии и обычных судов.
Кульминация акций протеста пришлась на лето 2017 года. Уже тогда к среднему и старшему поколению присоединилась довольно большая группа молодежи.
Самая массовая и эффективная демонстрация состоялась 3 октября 2016 года (после она получила название «марш черных зонтиков»). Она была направлена против попыток продвинуть закон, исключающий и без того ограниченное право на аборт. И если протесты в защиту независимости правосудия лишь задерживали изменения, то большая демонстрация женщин заставила правительство отказаться от попыток внесения поправок в закон.
На политической сцене появился новый актер — решительное и организованное женское движение. Женщины никогда больше не покидали эту сцену.
— После чего протестующие вышли на улицу в прошлом году?
— Невзирая на поражение, консервативная команда не оставила намерения ужесточить закон об абортах, но уже иным путем: 22 октября 2020 года Конституционный суд, который сейчас во многом зависит от власти, постановил, что одно из условий легального аборта (необратимое повреждение плода) является неконституционным. То есть, узнав, например, что ребенок может родиться с синдромом Дауна или другим врожденным пороком, женщина не имеет права сделать аборт по своему желанию.
Это вызвало самую большую с 1989 года волну массовых протестов в Польше. Сотни тысяч женщин вышли на улицы как крупных городов, так и захолустных местечек, где всегда превалировали традиционные ценности.
Масштабы происходящего застали власти врасплох. Протест, изначально представивший себя как сопротивление женщин против ограничения их прав, быстро привлек другие группы, стигматизированные как меньшинства, в первую очередь сексуальные (ЛГБТ).
— Как люди выражают свой протест?
— Особое значение имели действия, организованные отдельными лицами в небольших общинах, где раньше никто никогда не протестовал. Во всех частях Польши, в том числе и в тех, которые считались опорой консерватизма и традиционализма, прошли сотни таких демонстраций.
Движение быстро получило объединяющее название «женская забастовка» (хотя на самом деле это не было забастовкой). В первые дни молодые люди, особенно молодые женщины, вышли на улицы. Постепенно к ним присоединились молодые мужчины и более взрослые активисты, которые ранее принимали участие в акциях в защиту правового государства.
Совместные действия целых семей или символической «бабушки с внучкой» были очень впечатляющими. Важную роль играли женщины-депутаты от большинства оппозиционных партий, которые участвовали в защите протестующих от полицейского подавления. В ходе «забастовки» не только звучали лозунги в защиту прав женщин (в том числе права на аборт), но и была дана негативная оценка консервативной социальной системе — оппортунизму политического класса и большому влиянию католической церкви на политическую и общественную жизнь.
— Опишите, что вы вкладываете в понятие «беспорядки в Польше», которое сейчас часто фигурирует на телеканалах других стран. Как, с вашей точки зрения, смотрят на эти беспорядки в Беларуси, России? Чем этот взгляд отличается от вашего, польского?
— Само по себе понятие «беспорядки» полностью вводит в заблуждение. Демонстрации проходят мирно, хотя язык лозунгов жесткий и насмешливый. Это преднамеренная попытка нейтрализовать язык правительственной пропаганды.
Мирное поведение протестующих не означает, что нет случаев проявления насилия со стороны сил безопасности, а иногда — радикальной правой молодежи. Это случается, и достаточно часто. Насилие сдерживается присутствием оппозиционных политиков, усмиряющих агрессию полиции (хотя сами они часто получают «газом в глаза», несмотря на иммунитет), а также хорошо организованной правовой помощью.
Следует отметить влияние на польскую молодежь событий, происходящих в Беларуси. Это выражается в сходстве организации протестов, в акцентировании внимания на местах, символизирующих личную власть лидеров, в средствах коммуникации и в индивидуализации лозунгов (каждый говорит «от себя»).
Но и при таком сходстве Польша имеет ряд серьезных отличий от Беларуси или России: она все еще является демократической страной, здесь существуют независимые суды, а государственные власти не вправе нарушать закон.
— Какие гарантированные права, связанные со свободой высказывать свое мнение, есть у поляков? Подтвердили ли протесты, что эти права можно реализовать на практике?
— С точки зрения массовых движений, стремящихся к переменам, решающую роль играет право на демонстрации и свободу слова. Оба эти права в Польше не подвергаются фронтальному наступлению. Однако на практике существуют значительные проблемы.
— Как полиция реагирует на протестующих, при каких условиях и в каком масштабе применяется сила? Есть ли четкие правила игры, зная и соблюдая которые ты не попадешь в полицию? Что это за правила?
— Основой для репрессивных действий полиции является антипандемическое законодательство. Однако юристы ставят под сомнение конституционность этих действий, поскольку состояние стихийного бедствия не было объявлено. Исходя из этого, суды отменяют подавляющее большинство штрафов или административных решений санитарных служб, а также решения о содержании под стражей.
В связи с тем что демонстранты массово отказываются выплачивать штрафы (это вынуждает полицию обращаться в суды), в настоящее время правительство готовит закон, запрещающий отказ от выплаты штрафов.
Проблема состоит и в том, что полиция безнаказанно превышает свои полномочия. До сих пор попытки омбудсмена и организаций гражданского общества привлечь должностных лиц к ответственности за неоправданное применение силы не увенчались успехом. Особое возмущение вызвало преследование школьников (по крайней мере, в одном случае на чрезмерное усердие полицейского отрицательно отреагировал его начальник).
Такие действия полиции привели к принятию принципа солидарности демонстрантов с задержанными до момента их освобождения (пикеты поддержки перед полицейскими участками). Действия полиции, в принципе, не провоцируют проявления агрессивной обороны со стороны толпы — демонстрации остаются мирными.
— В Польше каким-то образом преследуется символика протеста? Сильно ли пострадал имидж полиции и власти в ходе протестов?
— Польские протесты, как и в Беларуси, сопровождаются богатой и разнообразной символикой. В отличие от демонстраций в защиту судов, «женская забастовка» в какой-то степени похожа на праздничное мероприятие или даже дискотеку, всегда сопровождается музыкой и множеством оригинальных лозунгов.
Общим символом протестов стала красная молния, иногда дополненная ЛГБТ-радугой. Было написано множество песен, в том числе выполнено множество переработок итальянской партизанской песни «Белла чао». Важным аспектом является делегитимизация власти и создание альтернативного сообщества.
Частое превышение полицией полномочий приводит к резкому падению авторитета силовых структур.
— Как и за что наказывают протестующих? Какие самые громкие дела, связанные с протестами, прошли в Польше за последнее время?
— Во время демонстраций чаще всего используется газ, а демонстранты разбиваются на более мелкие группы. Протестующих чаще всего обвиняют в нарушении противоэпидемических законов, проведении незаконных собраний. Самое серьезное обвинение — посягательство на полицейского.
Почти всегда судебные процессы заканчиваются вынесением решений в пользу демонстрантов, но постоянная передача дел в суд расценивается многими юристами и протестующими как преследование. Предметом постоянных мелких конфликтов является злоупотребление со стороны полиции правом на предъявление удостоверения личности. Серьезной проблемой является нарушение прав задержанных, включая применение насилия. На данный момент в Польше нет политических заключенных.
— Вы могли бы подвести какие-то итоги протестов на сегодняшний день?
— Многие исследователи рассматривают «женскую забастовку» как опыт поколения, который принесет фундаментальные изменения на польской политической сцене, подтолкнет общество к секуляризации, модернизации и европеизации. Это связано с массовым характером и генеративным радикализмом протестов («отвержение власти» — dziadersów — неологизм для пожилых, уверенных в себе, консервативных и циничных мужчин).
Токсичная связь между «троном» и «алтарем» была разоблачена, так называемый консенсус 1993 года, который в течение многих лет жестко ограничивал право на аборт, был нарушен. «Женская забастовка» является важной школой гражданских действий, в том числе гражданского неповиновения, механизмом восстановления социальной солидарности, ослабленной в течение многих лет эгоистичным индивидуализмом.
Протесты достигли своей краткосрочной цели: постановление Конституционного суда не было опубликовано по сей день, хотя такое положение дел, вероятно, не сможет затянуться надолго. Поэтому можно ожидать новую волну протестов наряду с волнениями, вызванными экономическими и социальными последствиями коронавируса.
Относительно мягкие репрессии, хотя и достаточно массовые, не будут иметь охлаждающего эффекта. Напротив, они способствуют кристаллизации большой группы активистов, в числе которых много представителей молодого поколения.
— Удалось ли наладить диалог между протестующими и властью? Позволил ли он снизить градус протестов и в какой стадии он находится сейчас?
— Предположение о необходимости диалога постоянно фигурирует в публичных дебатах. Однако пока нет никаких признаков того, что такой диалог — между правящей коалицией и парламентской оппозицией или между правительством и «уличной оппозицией» — возможен. Поле для поиска компромиссных решений может появиться только в результате распада правящего лагеря или прогрессирования неэффективности системы управления.
Читайте также:
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by