Жизнь Ольги Солонович в последние месяцы похожа на день сурка: суды, встречи с адвокатом, частые поездки в ЦИП на Окрестина с передачами или вопросом, не этапирован ли оттуда ее сын. Третий месяц в семье не отмечают праздников, получают слова поддержки от случайных людей, а новости о единственном ребенке — от его бывших сокамерников. До 1 ноября женщина не знала, как искать задержанных и собирать передачи, что район суда обычно соответствует району РУВД и о многом другом — зато сейчас она в этом профи. Такими навыками гордиться нечего, но кажется, что в современной Беларуси без них никуда: давно пора выдавать книгу лайфхаков тиражом с букварь.

«Ворвалась в суд со словами „Я мать, дайте мне информацию!“»

Когда Ян выходил гулять, у него с мамой была договоренность: если до 18 часов парень не приходит домой, семья начинает его искать: значит, что-то случилось. 1 ноября Ольга советовала сыну не выходить: ее смущал маршрут акции. Но Ян все равно вышел. К вечеру Ольге позвонил товарищ сына, с которым тот гулял, и сказал, что они с Яном разминулись, — просил, чтобы перезвонил, как вернется.

— Внутри у меня что-то «подкручивало», но до 18 часов мы ждали сына. Потом начали искать его. До этого момента я вообще не знала, что есть какие-то Telegram-каналы со списками задержанных. Была очень растеряна, но благодаря волонтерам я получила весь механизм действия в ситуации. Начала обзванивать РУВД, нашла Яна в Партизанском. Спросила у дежурного, можно ли привезти одежду и еду, — тот ответил, что нет. Все равно я успокоилась, что сын нашелся и что он жив и здоров. Когда я смотрела видео из Куропат, где людей разгоняли и стреляли в них резиновыми пулями, в голове рисовались страшные картинки… А еще думала: вдруг Ян побежал в темноте, зацепился за пень, упал и умирает, а я сижу дома, — вспоминает женщина. Она даже хотела брать фонарик и собаку и идти прочесывать лес в поисках сына.

После звонка в РУВД Ольга начала думать, били ее сына или нет, но Ян позвонил из милиции. Сказал, что не били, и в целом был спокоен, просил маму не переживать.

Позже прошла стандартная процедура: поездка в ИВС на Окрестина, суд. На заседание к сыну минчанка не успела: поздно узнала о времени. Это потом она поняла, что надо ехать в суд того же района, в котором находится РУВД, и дежурить около доски с расписанием заседаний. Но тогда для женщины это было ново и неожиданно.

— Я просто ворвалась в суд со словами «Я мать, дайте мне информацию!» — улыбается Ольга. — Судья сказала, что назначили 12 суток. Мы были к этому готовы, Ян тоже это осознавал. Некоторые спрашивают у меня, почему я не остановила сына. Ну как я его остановлю? Это взрослый человек, ему 21 год, он имеет право высказывать свое мнение и выражать политические взгляды. Мне его брать за ногу и тащить по полу?

Другое дело — место работы Яна Солоновича. Буквально прошлым летом он проходил практику в Научно-техническом центре КГБ, где ему предложили должность инженера. Там парень проработал два месяца — ремонтировал технику, никакого доступа к данным у него не было. Сначала мама осторожничала и намекала Яну, что прогулки и такая работа не особо совместимы. Парень отвечал, что не считает это конфликтом интересов.

— В принципе, я с ним согласилась: неважно, где ты работаешь, твое мнение — это твое мнение. Но люди, которые все это курируют, так не посчитали. Видимо, им показалось, что он предатель родины и опорочил честь мундира. Хотя какого мундира? У человека ни звания, никакого доступа к секретным материалам. Он просто паял какие-то платы, — говорит Ольга.

13 ноября — спустя 12 суток после задержания Яна — минчанка поехала на Окрестина встречать его. Тогда она не могла и предположить, что арест затянется на месяцы.

— Я подошла и спросила, во сколько выпустят Солоновича Яна. Мне ответили, что в 16:30 или 17:30 — уже точно не помню. Приехала на два часа раньше и в итоге просидела в машине шесть часов. Периодически спрашивала, когда уже выйдет сын, отвечали: «Ждите». Почти в восемь вечера я снова подошла и сказала, что время уже вышло. Дежурный уточнил, что сын отбывает новый административный арест, — вспоминает Ольга.

«К каждому протоколу прикреплена копия письма из КГБ»

На следующий день она поехала в суд и узнала, что у Яна Солоновича за время первых «суток» прошло целых три заседания по части 1 статьи 23.34 КоАП. Сотрудники суда сразу же посоветовали женщине нанять адвоката. Ольга поняла, что дело плохо.

— Такой ход событий я не связывала с местом работы Яна до того, пока адвокат не стал знакомиться с материалами дел. Тогда и выяснилось, что сына возили в КГБ, где подтвердили, что он их сотрудник. Там же его опрашивали и сказали перечислить все его «прогулки». К каждому протоколу прикреплена копия письма из КГБ, что Ян признался в 15 эпизодах участия в несанкционированных массовых мероприятиях. Часть из них была в августе — на момент задержания сына у них истек двухмесячный срок давности, поэтому по этим эпизодам не судили, — говорит минчанка.

Когда у Яна появился адвокат, он написал заявление, чтобы его оповещали о предстоящих судах. Ольга попала лишь на пятое заседание сына. Ян на тот момент не знал, что у него появился защитник: письма от матери ему не доходят.

— Человек оказался в информационном вакууме. Мне было просто страшно думать, что происходило у него в голове: может, он себя уже заживо похоронил… Из-за того, что в суде были проблемы со связью, Яна привезли на заседание. Я не знала, что он приедет. Мы стояли с адвокатом в коридоре, ждали, когда нас пригласят в зал. Пришел какой-то молодой человек в медицинской маске — как в фильме про Штирлица, ничто не выдавало в нем разведчика, только тащившийся сзади парашют, — смеется Ольга. — У этого мужчины (а одет он был по гражданке) из кармана торчала огромная рация. Он ходил туда-сюда и периодически смотрел на нас, а потом спросил: «Вы по делу Солоновича? Смотрите, вон его ведут». Мы поворачиваемся, а сын идет по коридору! Мы увидели друг друга, внешне это была просто стена, но внутри — буря эмоций. Плакать было нельзя: я боялась, чтобы он после этого сам не заплакал, для него все это было большим событием, ведь пришли и мама, и адвокат. Мы успели пообщаться, я вкратце рассказала, что его все поддерживают, — улыбка не сходила с его лица. Мне кажется, Ян понял, что он не одинок, и воспрял духом.

Остальные суды проходили онлайн, но Ольге разрешали поговорить с сыном примерно по минуте. Говорит, что Ян постоянно просил книги, — у него в ЦИПе собралась уже целая библиотека. Женщина смеется, что при выходе ее сыну будут помогать охранники: вынести такое количество книг в одиночку нереально.

— Первое время Ян просил учебники по программированию и английскому языку, а потом я стала передавать ему художественную и развлекательную литературу. Сейчас я держу с сыном связь через людей, которые были с ним в одной камере и вышли. Один парень рассказал, что Ян нашел себе в камере единомышленника: сначала один прочитал толстенную книгу по программированию, потом другой. И они как стали дискутировать на эту тему — в камере никто ничего не понимал! — рассказывает Ольга о материнских радостях за сына, которые сейчас она может себе позволить. — Все, кто выходит и связывается со мной, благодарят за такого сына: говорят, что он очень добрый, открытый и щедрый парень. Постоянно делится вещами с вновь прибывшими и подбадривает новых «соседей».

В конце декабря, во время последнего суда над Яном Солоновичем, его мама узнала подробности о пребывании сына на Окрестина. Парень рассказал, что его какое-то время держали с представителями маргинальной прослойки.

— Правда, я думаю, что Ян быстро их «отмыл», — смеется Ольга, которая считает, что и такой опыт тоже можно считать полезным: чтобы сын не был «рафинированным мальчиком», которого родители от всего оберегают и защищают. — Говорил, что в соседней камере появились вши, — тогда я ему быстренько передала специальный шампунь. В душ его не водили ни разу за два с половиной месяца ареста. На прогулке он был однажды — после того как заявил об этой проблеме на одном из заседаний. Его вывели на улицу, но после той прогулки он приболел, кашлял в суде.

Женщина говорит, что первым сигналом того, что ее сын упадет духом, станет его безразличие к сверхчистоплотности. Ребята, которые сидели с Яном, рассказывают его матери, что парень всегда держит в идеальном порядке камеру и — насколько это возможно в ЦИПе — свой внешний вид. Несмотря на заключение, студент старается поддерживать физическую форму (раньше он занимался каратэ).

«Я два с половиной месяца не видела своего ребенка, а ему еще будут уголовную статью давать? А за что?»

Маленькие радости для Ольги сейчас — выбирать для сына книги (некоторые даже приходится заказывать из России), передавать снеки вместо запрещенных специй. Правда, она надеялась к Новому году передать Яну мандарины — не приняли. В семье Солоновичей в этот раз не было праздника: не до того. А в прошлый четверг — единственный день для передач на Окрестина — их вдруг отменили — «из-за коронавируса». Но женщина не отчаивается и старается видеть позитив даже в случившемся с ее семьей.

— До того момента, как задержали Яна, я думала, что у нас в стране нормальных людей осталось мало. Казалось, что проявлять доброту может только ближайшее окружение. Думала, что в основном наши люди — это маленькие улиточки, которые живут в своих раковинах и которых, в принципе, все устраивает. Но после случившегося с сыном я поняла, что сильно ошибалась: у нас очень много открытых и отзывчивых людей. Они тебя не знают, но готовы помочь абсолютно безвозмездно. Пишут слова поддержки и благодарят, что вырастила такого хорошего сына, — на этих словах Ольга сдерживает слезы. — Вокруг тебя создается тепло, и ты понимаешь, что в случае чего можешь обратиться к этим людям, даже просто поболтать. Это событие перевернуло мое сознание: ведь они были всегда, просто я с ними раньше не сталкивалась.

Но будущее, как водится, туманно. Если бы на Яна Солоновича изначально составили протоколы по каждому участию в акциях или один протокол на все случаи и все вместе передали в суд, студент получил бы не более 25 суток ареста — это максимальный срок, который могут назначить на одном заседании. Но теперь общий срок административного ареста парня превышает 90 суток, а трехмесячный срок назначается уже по уголовному производству. 115 назначенных суток у студента истекают 23 февраля, а 90 — 29 января. Именно заведения уголовного дела — а это, как показывает практика, уже стало на поток — боится Ольга.

— Как можно быть готовым к этому? Я два с половиной месяца не видела своего ребенка, а ему еще будут уголовную статью давать? А за что? Я даже не понимаю, за что ему эти сутки дают… Ладно, они дали 12 суток за марш в Куропатах. А потом, если они по письму из КГБ обнаружили семь эпизодов «прогулок», о которых он говорит и в которых даже чистосердечно раскаивается, то должны были по совокупности наказания дать максимум 25 суток. 12 плюс 25 — равно 37 суток. Он должен был уже давно выйти. Но почему-то в Партизанском РУВД решили все это поделить и дать сутки за каждый эпизод, — считает мама политзаключенного.

Ян до сих пор числится студентом четвертого (и последнего) курса БГУИРа — планировалось, что по месту своей работы он пойдет на распределение. Но во время беседы в КГБ он написал заявление об увольнении. Ольга обращалась в университет, чтобы оформить сыну академический отпуск. Средний балл у Яна — 8, пропусков по неуважительной причине нет. Однако университет ответил, что в такой ситуации выход один — написать заявление о добровольном отчислении. Семья такой вариант не рассматривает, ведь Ян был очень предан учебе и вузу.

30 ноября Яна Солоновича признали политзаключенным. Сейчас парень является рекордсменом по величине срока административного ареста. Летом на большой срок по КоАП был осужден Павел Северинец, после 90 суток ареста в его отношении было заведено уголовное дело по массовым беспорядкам.

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Есть о чем рассказать? Пишите в наш Telegram-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by