«Вольны горад Гродна». Как областной центр стал свободным на четыре дня и что там происходит сейчас

В сети тут же появились мемы и шутки о «вольным горадзе Гродна». Белорусы стали массово постить сообщения а-ля «Я уеду жить в Гродно», с иронией объявлять о создании гродненско-русского словаря и просто удивляться, что такое может случиться в нашей стране.

Эйфория длилась четыре дня, но она была. Те, кто почувствовал глоток свободы, говорят метафорой: мол, после такого птица больше не захочет в клетку. Onliner встретился с активистами из областного центра, которые видели все воочию и рассказали, как у них это получилось и что происходит в городе сейчас.

Выборы, первые протесты и требования

Один из общественных лидеров Дмитрий Бондарчук кратко рассказывает об августовских событиях в Гродно. Впрочем, они мало чем отличаются от происходившего по всей стране, однако протестный пик наступил в городе не 9—11 августа, а несколькими днями позже.

— День 9 августа запомнился мне самим голосованием. Сколько бы ни говорили про белые ленточки и общий подъем, это стало заметно именно на участке: шло очень много людей, по которым я понимал, что они идут голосовать не за Лукашенко. Ближе к вечеру к участкам выходили люди, которые хотели дождаться предварительных итогов голосования. Они пытались в какой-то форме защитить свои голоса. Мы хорошо понимаем практику белорусского избирательного процесса: если ты сразу не увидел результаты своего участка, то наутро копии протокола уже просто не будет. Вечером 9 августа мы уже знали, что некоторые избирательные комиссии подтвердили наши ощущения и догадки: ситуация может выглядеть неоднозначно, данные по разным участкам отличались, о безоговорочным отрыве Лукашенко речи не шло, — вспоминает Дмитрий.

По его словам, это стало причиной первых разочарований. Например, люди видели, что на четырех участках одной школы были абсолютно разные данные. Какие-то результаты были в пользу Тихановской, другие — в пользу Лукашенко.

— Было непонятно, как горожане, которые живут в одном районе, могли так по-разному голосовать. Считаю, что это была позиция избирательных комиссий. Люди начали собираться вместе, но с 9-го числа эти попытки были жестко пресечены. Протестующих задерживали грубо, массово и безосновательно: брали всех, кто попадался под руку, — это продолжается и сегодня. Огромное количество людей стали случайными свидетелями задержаний. Они ни в чем не участвуют, а просто могут эмоционально отреагировать на задержания рядом с ними, — считает активист.

Гродненец Вадим Саранчуков, заместитель председателя партии БНФ, вспоминает, что изначально у протестующих была одинаковая позиция: все требовали прекратить репрессии, отправить в отставку главу Центризбиркома Лидию Ермошину и президента страны Александра Лукашенко. Но эти вопросы не входят в полномочия местных властей.

— Когда эти требования были озвучены председателю горисполкома, его позиция была очень простая: ребята, это не мое, я этим не занимаюсь. Поэтому единственная форма, которую мы нашли на тот момент, — это изложить и сугубо региональные требования, которые бы касались жителей города и отвечали их чаяниям и желаниям. И это точно было в полномочиях председателя горисполкома. Ситуация явно накалялась. Конфликт между сторонами был настолько очевидным, что игнорировать его никто не мог, — говорит Вадим.

Массово люди стали выходить после 11 августа — через три дня цепи солидарности с пострадавшими во время задержаний переместились на центральные площади. В пиковые моменты говорилось о 40 тыс. собравшихся в Гродно с его населением чуть более 350 тыс.

Глава областной милиции извинился, власти разрешили митинги

В пятницу, 14 августа, активисты пошли в горисполком и попытались найти точки соприкосновения с местными властями. Тогда чиновники впервые вышли на площадь и попытались высказать свою позицию публично.

— Они получили очень много вопросов от людей, и ответ был явно неудовлетворительным, поэтому в ту же ночь мы сформулировали требования по локальной повестке — в субботу утром их передали в горисполком. Было ощущение, что люди задавали вопросы в августе 2020 года, а депутаты отвечали, находясь в осени 2019-го, с прошлыми ощущениями, — говорят Вадим и Дмитрий. — Среди требований указывались трансляция митингов на местном телевидении, разрешение собираться на центральных площадях (Советской и Ленина), оказание содействия в проведении мероприятий, освобождение всех задержанных в предыдущие дни, прекращение производства и отмена решений по штрафам, наложенным на протестующих, выход депутатов на площадь для диалога с людьми, а также — это ключевое — создание совета народного доверия. Всего было девять требований.

В горисполкоме посылы удовлетворили: людям разрешили собираться на площади Ленина без последующих репрессий, стали транслировать митинги на государственном региональном телевидении и даже пообещали помочь с электричеством на площади. Кроме того, 17 августа перед местными жителями извинился начальник УВД Гродненского облисполкома Вадим Синявский.

«Официально приношу извинения гражданам, которые были задержаны и пострадали в результате применения физической силы и специальных средств. По всем фактам обращений граждан по поводу причинения вреда здоровью организованы разбирательства. О результатах проверок заинтересованные лица < …> будут проинформированы в установленном порядке. В настоящее время задержанные за участие в несанкционированных массовых мероприятиях граждане освобождены. Всем им оказана помощь в доставке к месту жительства», — заявил областной представитель МВД.

Он также отметил, что поручил руководителям органов внутренних дел принять меры к недопущению необоснованного применения силы и спецсредств. Текст обращения Вадима Синявского зафиксирован на сайте МВД. Стоит отметить, что не все задержания в городе были брутальными. Гродненец Александр, которого силовики взяли на Советской площади 9 августа (еще до начала протеста), описывает условия своего содержания как «санаторные». Ему и его сокамерникам повезло: отвезли в исправительную колонию в Волковыск. Отсидел 5 суток. Хотя и держал голодовку, еду приносили сносную, обращались по-человечески и не били. Когда он вернулся, то просто не узнал свой город: люди массово выстраивались в цепочки солидарности и выходили на митинги, заводы бастовали. Последнее, по мнению мужчины, стало главной причиной «оттепели» со стороны местных властей.

Такие решения и поступки гродненских чиновников произвели фурор на жителей не только областного центра, но и всей страны. В сети стали появляться мемы о вольном городе Гродно, гродненском языке, немало белорусов стали публиковать ироничные посты о желании переехать в этот город.

В областном центре, говорят местные жители, в те четыре дня чувствовалась эйфория, на Советской площади собирались десятки тысяч человек. Все было спокойно и мирно, без происшествий и конфликтов. Люди подходили со всей ответственностью, чувствуя, что это их город, их страна и их решение.

— Если кто-то говорит, что когда-нибудь в Беларуси будет праздник, можно посмотреть фотографии тех четырех дней в Гродно. Так будет и по всей стране, — улыбается Дмитрий.

Свободы хватило на четыре дня. Что пошло не так?

Праздник длился недолго: власти внезапно «дали заднюю».

— Ясно, что это не осталось незамеченным во всей Беларуси: сразу появилась реакция в Минске. Была информация, что в Гродно приезжал Шейман (управделами президента Виктор Шейман. — Прим. Onliner), потом заменили председателя облисполкома (на бывшего министра здравоохранения Владимира Караника. — Прим. Onliner). Взоры всей Беларуси были притянуты сюда, и стало ясно, что администрация президента не могла такого допустить. Поэтому сразу и резко после четырех дней прекратились трансляции, коммуникация и разрешения на сбор граждан. Демократия закончилась. После этого начался очередной виток репрессий. Людей сотнями снова начали брутально забирать, — вспоминает Вадим.

Камнем преткновения между властями и гражданами, как считают активисты, стал именно пункт о создании совета народного доверия. По словам Дмитрия, председатель областного совета депутатов Игорь Жук заявлял, что такой совет создан, но у участников митингов не было никакого понимания, что это за совет, чем он будет заниматься и кто в него войдет.

— До сегодняшнего дня со стороны местных властей не было ни единой попытки сесть за стол переговоров и обсудить эти вещи, — говорит он.

Тем временем Владимир Караник, который был назначен председателем облисполкома 22 августа, рассказал Onliner, что в области создано пять диалоговых площадок. На сайте исполкома появился специальный раздел «Гродненский диалог — 2020», где можно отправить свои предложения и заявки на участие в работе диалоговых площадок по разным темам. Обещается, что все предложения будут обработаны, наиболее частые — вынесены на обсуждение. По итогам дискуссий, говорится на сайте комитета, планируется выработать единые предложения от региона.

«Я всегда выступаю за диалог», — повторился глава облисполкома. По другим вопросам Владимир Караник общаться с журналистом Onliner не пожелал.

Начать диалоги на площадках планируется сегодня. Но местные активисты восприняли такое предложение без завышенных ожиданий.

— Эти диалоги все равно будут упираться в то, что мы так и не сели за стол переговоров и не нашли взаимного доверия — без него никакая коммуникация ни к чему не приведет. Этого доверия не добиться, пока будут продолжаться задержания и так далее. Ситуация по всей стране выглядит идентично. Сколько бы ни было публичных людей, которые говорят о готовности собираться и обсуждать поправки в Конституцию, это ни на что не повлияет с точки зрения изменения общественного интереса к этому и привлечения внимания граждан, — уточняют Дмитрий и Вадим. — С одной стороны, звучат призывы к диалогу, но при этом людей прессуют и заводят уголовные дела. Доверия просто нет.

Например, в прошлую пятницу в Гродно были задержаны шесть администраторов локальных Telegram-чатов. В отношении всех шестерых заведены уголовные дела. По мнению активистов, как раз таки репрессии касаются тех людей, которые создают площадки и возможности для обсуждений.

— Сегодня Гродно в каком-то смысле даже не уступает Минску по количеству административных задержаний и заведенных уголовных дел. Город хотели показать в таком свете, будто это некий особый регион, который пытается отделиться от Беларуси или быть пионером в каких-то революционных действиях. Это пытались сделать искусственно, в том числе через массовые задержания. Я испытываю глубокое уважение к гродненцам за то, что они не позволили городу превратиться в очаг сопротивления, — объясняет Дмитрий Бондарчук.

По данным только одной местной правозащитной организации, на сегодня в областном центре заведено более 30 уголовных дел с политической предпосылкой. Через организацию с 9 августа прошло более 350 человек, в отношении которых были начаты административные процессы (некоторые проходили по статьям КоАП по несколько раз). Представители политических партий сообщают, что таких уголовных дел в городе не менее 60, прошедших через административное производство — более 2 тыс. человек.

Почему местные власти пошли навстречу жителям именно в Гродно, а не в каком-либо другом белорусском городе? Активисты шутят, что здесь случаются чудеса и рождаются легенды.

— В первую очередь это было реакцией на то беззаконие и насилие, которое происходило на улицах. В эту мясорубку попадали абсолютно все, в том числе разного рода сотрудники и чиновники, — и в исполкомах прекрасно понимали, что это надо остановить. С другой стороны, волна возмущения общественности имела огромный вес, и местные власти понимали ответственность, которую они должны взять на себя, чтобы вернуть ситуацию в спокойное и ненасильственное русло. Я благодарен им за те четыре дня, когда мы могли эту ситуацию взять под контроль. В последующие 50 дней все пошло так, как мы видим сейчас, — ничего лучше не стало, — считает Дмитрий.

По мнению Вадима, недовольство общественности никуда не исчезнет. Оно принимает разные формы и направления, и разрешить ситуацию нынешними методами невозможно.

— Так получилось, что условно героический поступок местных властей имел место. Если бы у других регионов хватило воли и смелости на такие же поступки, мы бы сейчас жили в другой стране, — делится мнением активист.

После того как четыре дня свободы и эйфории закончились, люди почувствовали обиду. И она, считает Вадим, никуда не исчезнет: белорусы поняли, что их действия правомочны, что они имеют право делать в своем городе то, что предусмотрено Конституцией.

— Когда кто-то забирает у людей право на честный подсчет голосов, на собственное мнение и свободные собрания, у них теряется доверие, — подытоживает он.

Когда ты спрашиваешь гродненцев, что изменилось в городе после смены верхушки областной власти, большинство отвечают: на площади поставили ограждения, повсюду повесили государственные флаги. Самый большой из них висел на Советской, но сейчас от него остались только нитки и красно-зеленые кусочки. Одни говорят, что флаг снесло ветром, другие — что перенесли в другое место.

— Белорусский протест принял очевидное визуальное выражение: национальный флаг стал не просто символом оппозиции, а тем, что приняло большинство. Кордоны, перегороженный центр, визуализация в виде государственных флагов — это ответная реакция со стороны власти. Это не воспринимается как что-то натуральное, идущее от сердца и души. Говорить о том, что это эффективно, не приходится, — считает зампредседателя партии БНФ Вадим Саранчуков.

По его словам, первым делом новый глава облисполкома Владимир Караник начал поездки по предприятиям и разговоры с рабочими. Но, по мнению активистов, это не возымело никакого эффекта, потому что «он транслировал позицию, которая не была востребована людьми».

Перед поездкой в областной центр Onliner пытался связаться с председателем горисполкома Мечиславом Гоем, но он в это время находился на больничном. Начальник УВД Гродненского облисполкома Вадим Синявский, по сообщению местной пресс-службы, ушел в отпуск на неопределенный срок. Председатель облисполкома Владимир Караник не пожелал встретиться для интервью.

Забастовки на госпредприятиях стали ядром протестов, пошли увольнения

В августе областной центр пестрил сообщениями о страйках. Бастовали такие экономические акулы региона, как «Гродно Азот», «Химволокно» и «Нефтепродукт». Также стачкомы были созданы на менее крупных предприятиях, но дающих части горожан рабочие места.

Гродненка Юлия Сливко 13 лет проработала штукатуром на ОАО «Гроднопромстрой» — предприятии с более чем 3 тыс. работников. Так получилось, что коллеги выбрали ее главой стачкома. В начале сентября женщине пришлось уволиться с работы, но удалось договориться расторгнуть контракт по соглашению сторон.

— Я не участвовала в протестах 9 августа. Да, я понимала, что власти нас обманывают, но старалась не лезть. После основного дня выборов начались волнения по поводу избитых и покалеченных. Люди поднялись и возмутились, началась стихийная забастовка — сначала на одном объекте, потом на другом, — и как-то все закрутилось и завертелось. Потом перевели это в более правовое поле, образовался стачком. Его председателем выбрали меня. Выдвигали те же требования, что и у всех: провести новые выборы, отставить Центризбирком, освободить политзаключенных и остановить насилие. Позже мы заявляли об изменении экономических и социальных условий: хотели повысить зарплату и уравнять рабочих в правах, — вспоминает Юлия.

Она говорит, что и раньше видела проявления беззакония, но молчала. А когда вышли тысячи людей, она тоже подала голос. В стачке на ее предприятии участвовали минимум 500 человек — это те, кто подписал бумаги. Но в реальности, по словам Юлии, бастующих было больше.

— Потом началось давление со стороны руководства, были риски увольнения. Восемь человек с одного объекта, которые отказались прекращать забастовку, милиция просто вывела за ограждение. Поэтому люди поутихли и прекратили страйк: все боялись прессинга и увольнений. Остаться без работы сегодня действительно страшно. Вопрос даже не в деньгах, а в том, чем ты будешь заниматься. Сидишь дома, потихоньку сходишь с ума от безделья. Белорусы очень трудолюбивые и привыкли работать. Многие мне и сейчас говорят: да, мы боимся встать и оказаться в твоем положении, — рассказывает женщина.

14 августа Юлия и другие активисты предприятия направили общеизвестные требования местным властям. Но опять же решения республиканского масштаба — это не сфера влияния горисполкома.

— У нас было только одно локальное требование: остановить давление на бастующих нашего предприятия. На площади власти ответили, что поговорили и провели профилактическую работу с гендиректором. Но, по моим впечатлениям, прессинг после этого усилился. Работники боялись увольнения и сокращения зарплат, — вспоминает гродненка. Об этом она немало говорила и в своем выступлении на площади.

Женщина называет период послабления от местных властей лучшими днями. Она радовалась, что нашлись свободные и отзывчивые люди, которые смогли услышать народ, — гродненские чиновники.

— К сожалению, этих людей тоже начали потихоньку «брать». Мы увидели, что нашего губернатора заменили — даже немного об этом жалели, потому что он «посмел» услышать свой народ. В период послаблений мы начали спокойнее относиться к власти. Возможно, если бы не отменили разрешения на митинги, они бы уже давно закончились. А так как их запретили, народ почувствовал, что его опять не хотят слышать. Это спровоцировало новые протесты и задержания, — рассуждает женщина.

На «Гроднопромстрое», говорит бывшая сотрудница предприятия, после послаблений от местных властей немного смягчилось и начальство на работе.

— Один из руководителей среднего звена сказал: мол, прекращайте забастовку, а я вам разрешу ходить на митинги. «Подождите, нам местные власти разрешили, при чем здесь вы?» — возмущались тогда мы, — улыбается Юлия. — Наше руководство почему-то забыло, что оно тоже из народа, поэтому диалога у нас не сложилось. Сначала они использовали какие-то уловки, а потом пошли увольнения, которые через какое-то время резко прекратились, потому что на предприятии поняли: некому будет работать. Сейчас, передают коллеги, начальство приходит и говорит им, якобы я и моя подруга поставили «Гроднопромстрой» на колени. Смешно слышать, что мы смогли уничтожить такую большую организацию.

Больше месяца женщина пытается устроиться на другую работу, но не получается. Она говорит, что работодатели боятся брать ее на вакансии, потому что она уже «прославилась» в городе.

— Но при этом я ни о чем не жалею. Когда приходишь к людям на дворовые чаепития, ты заряжаешься такой энергией, чувствуешь поддержку и понимаешь, что ты не один. Наша нация не погибла за 26 лет, как я думала раньше. Некоторые помогают и финансово, меня не оставили ни с чем, — рассказывает Юлия.

Детский хоспис выселяют: у директора активная гражданская позиция

Второе воскресенье октября. В городе проливной дождь, на огороженной Советской площади стоят палатки с сельхозпродуктами — городская ярмарка. Ограждения сковывают в ощущении, что ты в загоне для скота. Входы и выходы охраняет милиция. Десятки людей под разноцветными зонтами идут на площадь. На шее у одних — бело-красно-белые флаги, на ушах у других — сережки такой же цветовой гаммы, над головами у третьих — зонты в бело-красную полоску.

Женщина держит в руках букет из редисок, в пакете у нее сельдерей. Говорит, в следующий раз создаст свой овощной букет — опять же в актуальной гамме. Вскоре приходит ОМОН и зачищает площадь от журналистов: срочно надо проверить личности. Нас везут в РУВД, препятствуя законной профессиональной деятельности, и держат около трех часов. В это время люди остаются на площади, их разгоняют и «пакуют» в автозаки. По мнению активистов, сейчас в Гродно происходит смена форм протеста. Как лучший пример этого они приводят Минск с его дворовыми встречами, но уверены: недовольство никуда не ушло, несмотря на меньшее количество людей на площадях.

Наутро я прихожу на интервью к директору Гродненского детского хосписа Ольге Величко и узнаю в ней женщину с букетом редисок. Она говорит, что хочет хоть одно воскресенье отдохнуть и съездить в гости к родственникам, но не может. Что-то мешает успокоиться, взять и бросить все. Ее гражданская позиция, уверена Ольга, вызвала давление властей на хоспис.

— Я как человек осуждаю то, что происходит: применение ненормальной сверхсилы со стороны милиции. То, что было в Минске в воскресенье, — это полный неадекват, другие слова подобрать очень трудно. Мне кажется, нет ничего ценнее, чем человеческая жизнь, и можно многое исправить, но нельзя исправить смерть. Люди в последнее время были убиты или покончили с собой, по разным предположениям. Кто-то до сих пор не найден, кто-то упал со второй полки в исправительном учреждении… Идеология государства строится на победе во Второй мировой войне. Эти параллели надо проводить, ведь люди словно сорвались с цепи. Они призывают к соблюдению закона, нарушая этот закон. То, как белорусский народ держится и превращается в нацию, достойно уважения, — начинает она.

По словам женщины, местных жителей шокировало произошедшее с 9 по 11 августа и во всей стране, и в Гродно. Она считает, что это произошло потому, что еще живы воспоминания о «фашистских периодах, которые были в нашей истории».

— Люди просто это спроецировали, отсюда пошли «фашисты» и «каратели». Это плохая история. То, что сегодня наблюдают дети, останется в их памяти. Правоохранительным органам стоит об этом подумать, потому что репутацию вернуть будет очень трудно. Дети — поколение, для которого мы должны быть примером и перед которым мы несем ответственность. Но, к сожалению, нужна была кровь, чтобы люди увидели, где они живут. < …> В Гродно 14 августа начались женские марши, прошла встреча нашего мэра с людьми. Получилось так себе, потому что не были готовы ни те, ни другие. Требований не было, люди просто кричали о своей боли. Нас делегировала площадь, чтобы мы составили четкое обращение к местным властям. Мы понимали, что закон не работает, но ориентироваться в этом деле как-то нужно, поэтому разделили наши требования на общереспубликанские и локальные. Они были прописаны за одну ночь — отнесли в исполком, — вспоминает Ольга.

Она тоже говорит о важности создания совета народного доверия, потому что нужно вести диалог с местной властью — без вмешательства других стран и Минска. В итоге 17 августа Ольгу и еще с десяток активистов позвали в горисполком на расширенное совещание. Представителей власти и простых граждан было примерно поровну. Со стороны первой были чиновники из городского и областного исполкомов, управления внутренних дел и прокуратуры, а также представители областной судебной системы и депутаты.

— Мое общее впечатление — что они оторваны от жизни. Там есть люди, которые достойно проявили себя в профессии, но они всю свою жизнь прожили в параллельной Беларуси. Ничего общего с белорусским народом там нет. Под лозунгами «У нас с вами одно сердце на двоих» и «Мы хотим, чтобы детский смех звучал на площадях» они отстали от действительности. Костюмы, машины и «айфоны» есть, но вместе с этим — стандарты Советского Союза в глубоком становлении, — высказывает личное мнение женщина.

На ее взгляд, после любой негативной ситуации нужно делать выводы: депутаты должны разговаривать с людьми. Мэр города тогда действительно отреагировал и проехал по предприятиям, встретился с рабочими и увидел настроения людей. И понял, что надо договариваться, считает Ольга.

— Но мы сами виноваты: все происходит с нашего молчаливого согласия. В 100-граммовом стакане может поместиться только 100 граммов вещества, 110 уже не влезет — 10 выльется. Мне кажется, что уже перелили. Поэтому, когда чиновники вышли на площадь и стали говорить, у людей закончилось терпение, и была соответствующая реакция: они высказали жесткую правду. Тогда представители власти и увидели тот народ, который их выбирал. На следующий день они должны были дать ответ по требованиям, но на публику уже не вышли, — говорит женщина.

Тогда и появилось то известное распоряжение горисполкома с рядом послаблений. Правда, со временем оно исчезло с сайта комитета, но интернет помнит все. А через несколько дней мэр Гродно Мечислав Гой выступил на телевидении и заявил, что собрания людей мешают жителям близлежащих к площадям домов: слишком шумно.

— Ну и все. Люди стали собираться сами, высказывать недовольство по громкоговорителю. Общие собрания на площадях переросли в марши на улицах и дворовые встречи, — вспоминает Ольга. — В первые дни после разрешения митингов мне стали звонить знакомые со словами «Гродно, как вы это сделали?». Мне кажется, такая популярность стала первым толчком, чтобы все это задавить. Тогда в городе появились первые уголовные дела, за неделю поменялся губернатор — стало понятно, что болтики будут завинчиваться.

Вопрос «Как вы это сделали?» ожидает ответа. По мнению Ольги, просто собрались грамотные люди, которые в короткий срок сработали на общую цель. Хотя и особенности «гродненского менталитета» дали о себе знать, улыбается женщина.

— Как и каждый регион, мы немного отличаемся своим видением жизни: очень продуманны и заточены на долгосрочные результаты. Отложить что-то на зиму, чтобы хватило себе, родственникам и гостям, — смеется она.

Ольга Величко в течение 13 лет возглавляет Гродненский детский хоспис. Говорит, никогда не плясала под чью-то дудку и всегда по-другому смотрела на развитие социальной сферы. Она убеждена, что эта область должна развиваться вместе с технологиями — именно в связи с этим иногда случались конфликты.

— Когда у ребенка четвертая степень утраты здоровья (он глубокий инвалид), по сегодняшним документам его надо положить и смотреть на него. Я на это дело не согласна: не смотреть, как этот ребенок умирает, позволяют стандарты детской паллиативной помощи. Мы этим и занимались. Все было волнами, но неплохо. Динамика отношений с местными властями у хосписа была всегда. Гродно — это единственный город, где паллиативная помощь для тяжелобольных детей финансируется через государственный соцзаказ, то есть зарплату некоторым сотрудникам платят из госбюджета. Добиться этого было непросто и стоило нервов, но мы смогли. Мне хочется, чтобы, невзирая на то, останусь я здесь работать или нет, были сохранены результаты работы, — говорит директор хосписа.

Вообще, медучреждение базируется в небольшом помещении в здании поликлиники. Год назад хоспис арендовал более просторные площади. Например, в нем с начала марта волонтеры и инвалиды шили защитные костюмы для медиков — для них это возможность чувствовать себя нужными. Благодаря петиции в прошлом году хоспис добился от облисполкома важного обещания: региональная власть дала обещание ходатайствовать о безвозмездном предоставлении арендного помещения. Теперь, говорит Ольга, она не знает, помогут ли им местные власти.

В мае из большого помещения поликлиники волонтеров и инвалидов внезапно выселили со словами «Выметайтесь», вспоминает Ольга. Тогда в ситуацию вмешался мэр города — выделили другое. Все было хорошо, была устная договоренность, что это помещение в дальнейшем отойдет под нужды хосписа.

— Договор был временный — по 31 августа. Мы согласовали, что продлим его действие до 31 декабря. 1 сентября подписали допсоглашение, а 16-го пришло письмо, что с нами разрывают договор в одностороннем порядке. Арендодатели поменяли замки, я вызвала милицию, составили протокол, нам открыли помещение. В нем находятся материальные ценности хосписа. 28 сентября снова поменяли замки. У меня ушло три с половиной часа, чтобы попасть внутрь — опять с милицией. Еще спустя какое-то время удалось забрать личные вещи волонтеров, после этого мы перевезли мастерскую в свое маленькое помещение. Теперь поликлиника пишет мне акты о самовольном занятии площадей общего пользования, хотя закон разрешает хоспису занимать это помещение, — рассказывает она.

В прошлый четверг кто-то вырвал в комнате несколько розеток, которые устанавливал хоспис.

Ольга уверена: из-за ее гражданской позиции в эти дела втянута вся организация, хотя хоспис как юрлицо нигде и никак не высказывался о ситуации в стране.

— Хоспису очень нужны помещение и деньги от госзаказа на зарплату специалистам, которых больше в городе нет, — объясняет директор. — Сегодня денег осталось на два месяца административных расходов. Город обещал, что оплатит аренду последнего помещения, в котором поменяли замки. Но на сегодня у нас задолженность. С конца августа я звоню и пишу письма в исполком — никто не отвечает. Прием у председателя исполкома сорвался, я записалась еще на один.

Теперь Ольге нужно ездить по району и объяснять, что происходит в хосписе. Она опасается, что на нее могут завести уголовное дело — опять же из-за ее взглядов.

— Я к этому морально готова. Один мой родственник говорит: «Не хотелось бы 15 лет, но, если надо, что поделать!» Я не знаю, как лучше сказать. Может случиться что угодно, судя по происходящему. Хотелось бы сохранять оптимизм, но нет предпосылок, — говорит она.

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Есть о чем рассказать? Пишите в наш Telegram-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by