Когда сегодня пишут о Павле Харланчуке или берут у него интервью, обязательно в первую очередь рассказывают о его семье, о пятерых детях. Надежный тыл и семейный очаг — это прекрасно для творческого человека, но у Павла еще множество достоинств, которые сделали его сегодня одним из самых ярких и перспективных артистов белорусского театра и кино. Семейное и творческое начала тесно сплелись, и это, наверное, знак судьбы.

С чего начиналось

Павел в десятилетнем возрасте вышел на театральную сцену. Это было в его родном Гомеле. Любительский детский театр был его первой театральной семьей, с которой он объехал почти всю Европу. Редкая удача для провинциального мальчика и замечательная школа взросления, которая вскоре привела его на сцену Гомельского областного театра. В то время его возглавлял режиссер Владимир Короткевич. Я «открыла» Харланчука совершенно неожиданно для себя.

В Гомеле шел хороший спектакль «Алые паруса» по Грину. В качестве эксперта мне предстояло решить его судьбу для какого-то фестиваля.

Режиссер Владимир Короткевич трижды ставил в Беларуси «Алые паруса». Сначала на сцене ТЮЗа, потом в Витебске и Гомеле. Мне мало нравилась тюзовская работа, хотя минские артисты значительно пластичнее и музыкальнее гомельских. Однако в гомельском спектакле появилась та богатая зрелищность, которой прежде не хватало. Появились естественность и неопытность молодости, которые так нужны «Алым парусам» и которых не добудешь опытной актерской игрой. Режиссер рисковал, поручив главные роли Ассоли и Грея совсем молодым артистам Виолетте Сарвировой и Павлу Харланчуку.

Спектакль убеждал, что сказка нужна не только детям, но и взрослым. Она волнует, тревожит и заставляет желать другой жизни. Если воображение бедное, то эта жизнь представляется исключительно в виде американского рая. Но не для фантазии Грина. Для него чудеса — это улыбка, веселье, прощение и вовремя сказанное сочувственное слово. Как раз такую жизнь воспринимал зрительный зал гомельского театра и искренне на нее откликался.

Когда появился капитан Грэй, к восторгу всех романтично настроенных девочек, стало ясно, что у этого исполнителя большое будущее. Сравнительно скоро Харланчук-Грэй уже работал в Русском театре им. Горького и стал столичным жителем.

Короткевич взял юношу на свой курс в Академии искусств. К финалу учебы Харланчука потянуло к режиссуре, и он пошел учиться к режиссеру Борису Луценко. Тогда он и решил серьезно попробовать себя в режиссуре.

Актерская режиссура

Режиссерская карьера складывалась трудно. Первые опыты успеха не имели. С одной стороны, актеры идут в режиссуру, когда чувствуют в себе возможности и желание ставить спектакли не так, как их предлагают играть другие режиссеры. Исполнитель пропитывается значительно большим объемом знаний, чем этого требует конкретная роль. С другой стороны, «актерская режиссура» не позволяет полностью оторваться от актерской субъективности и желания показать «делай как я». Метания Павла Харланчука имели серьезные основания. Багаж увиденного, изученного, подсмотренного был уже неподъемным — театр, кино, телевидение, сериалы, Москва и разные города. Однажды в нашей частной беседе он признался:

— Я видел такие спектакли и фильмы, после которых думал: зачем я занимаюсь режиссурой? Видел актеров, которые играли так, как мне никогда не сыграть.

Хочу сопоставить сказанное с одним его же отцовским советом от Павла Харланчука:

— Неправильно лепить своего ребенка таким, как ты сам хочешь. Детям нужно давать выбор, но при этом обязательно объяснить, что последует за его выбором, что он получит в итоге. И пусть ребенок сам решит, что выбрать.

Скажите, такое частное наблюдение ну чем не режиссура? Спектакли — твои дети, и роли твои дети. Режиссерская профессия имеет много общего с отцовством. Прежде всего — ответственность. Павел — хороший отец, но его дитя — режиссура — упорно сопротивлялось. Непросто шла работа над его «полнометражными» спектаклями «Детектор лжи» и «Дикий Запад». Пьесы Василия Сигарева и Мартина Мак-Донаха вызвали определенное напряжение в коллективах Русского и Купаловского театров. Чернушность. Ненормативная лексика. Режиссер немного запутался, с трудом пробивался к актерам, робел перед опытными и именитыми. Рассыпалось оформление. Возмущались зрители. Павел нервничал, не хотел слушать советов. Что-то пошло не так, хотя уже была престижная награда на Московском международном театрально-телевизионном фестивале «Ожившая сказка» и уважение молодых коллег. Да, сказка «Джельсамино в стране лжецов» удалась. Он работал со своими одногодками, выпускниками Академии искусств, такими же, как сам, смешливыми, озорными, пластичными. И вообще, все детское — это его любовь и его творческая тема.

В Русском он поставил «Детектор лжи» Василия Сигарева. В Купаловском — «Самотны захад» Мартина Мак-Донаха. Обоих современных драматургов, ставших модными в России, Харланчук фактически впервые открывал белорусскому зрителю. Темы их пьес о темных сторонах человеческой жизни не обещали кассового успеха театру и огромного эстетического удовольствия тем, кто пришел в театр. Думаю, что Харланчука как актера они заинтересовали детальным психологическим исследованием характеров и поведения разных людей в экстремальной ситуации.

Желание вывести современный белорусский театр из привычно наработанной колеи рождает интерес ко всему, что можно определить как ожидание неожиданного. Потом на сцене Республиканского театра белорусской драматургии состоялся еще один режиссерский дебют Харланчука — «Дожить до премьеры». И опять современный автор Николай Рудковский. И опять вовсе не горячая, но необычная тема. И опять возможность поработать со своими коллегами, актерами, над трудным материалом. У Харланчука получилось. Спектакль с успехом играется до сих пор.

Продвинутые критики окрестили работу как «экзистенциальный абсурд с оттенком подслащенной иронии». Но у драматурга и у театра с помощью Харланчука совершенно иной взгляд на войну. Взгляд того поколения, которое знает про войну по рассказам ветеранов, литературе и кино.

Как режиссер Павел Харланчук стал своеобразным оптическим прибором, с помощью которого публика через незлой юмор, фарс, лирику, гротеск и даже натурализм рассматривает события прошлого и сегодняшнего и становится невольным свидетелем весьма сумасшедшего зрелища.

Горячая кровь спектакля «Дожить до премьеры» потекла благодаря новой пьесе, новому режиссеру, новому свежему взгляду на человека и увлеченности всех, кто принимал в этом участие. Искусствоведы и критики сейчас много рассуждают о тех героях, которых должно воспевать современное искусство. Всем основательно надоели бизнесмены, бандиты, представители милиции, особы легкого поведения и нетрадиционной сексуальной ориентации. Но и передовика производства, как в прежние советские времена, не пригласишь на театральную сцену. Перспективно только заинтересованное разглядывание многообразия человеческой жизни.

Спектакль выстреливает по-снайперски точно по самым актуальным проблемам. Павел Харланчук сразу же оказался в самом центре театральной и кинематографической жизни, которая бескомпромиссно помогает увидеть, где фальшь, где правда, где погоня за деньгами, где искренняя боль. Герои через смех и страдания доживают до премьеры.

Преодоление

В 2006 году в жизни Павла наступила черная полоса. Его уволили из Русского театра. Потеряна обещанная квартира. Три года он тщетно пытался найти стабильную работу. Немного спасали съемки в сериалах и рекламе, правда, в России. Они давали деньги, а душу спасала семья. Она стала разрастаться даже в это очень трудное время. Спасибо жене и родителям — запросы у всех Харланчуков скромные. От депрессии, по словам Павла, удерживала «непридуманная мотивация жить и работать». Участие в частных самостоятельных проектах, спектакли в театре-студии киноактера, а с 2010 года он актер театра им. Янки Купалы. Теперь он играет во множестве спектаклей, всегда главные роли и всегда с огромным успехом. Сегодня его вершина — Хлестаков в «Ревизоре», у которого «легкость мысли необыкновенная».

На Харланчука обратили серьезное внимание киношники. Сейчас он пашет из проекта в проект. На сегодняшний день в его фильмографии более 40 фильмов, хотя первый неприятный киноопыт многому научил. Он заставил обязательно изучать сценарий и соглашаться работать далеко не с каждым режиссером. Впрочем, это обычный поступок для артистов высокого класса. Прежде всего — самоуважение.

Особенно ему полюбился лейтенант милиции Качура в детективном сериале «Участок лейтенанта Качуры», который снимал режиссер Игорь Четвериков. У серий разные названия. Это сага. Съемки шли вокруг Минска — в Смолевичах, Молодечно, Ракове. В третьей серии героя Харланчука повысили в звании — теперь он старший лейтенант. Криминальные события разворачиваются все в том же районном центре. Среди преступлений, которые предстоит распутать старшему лейтенанту, убийство хозяйки магазина, поджог дома вдовы влиятельного бизнесмена. На сей раз в расследовании участвует и опытный сотрудник ФСБ, которого играл московский актер Андрей Фролов.

— Мы с Павлом сразу нашли общий язык, — говорит российский артист. — Однако в фильме отношения наших героев складываются не столь гладко.

Есть в картине и лирическая линия. После долгой разлуки главный герой снова встречается со своей школьной любовью.

В фильме заняты в основном белорусские артисты, среди них — Марина Денисова, Владимир Грицевский-старший.

— Специфика жанра требует динамики. Поэтому решили добавить несколько острых эпизодов, которых не было в сценарии, — рассказывает режиссер Игорь Четвериков. — В съемках принимают участие бойцы спецназа, задействован вертолет. Сцены преследований постарались снять как можно зрелищнее.

Милицейская форма пришлась Харланчуку по вкусу. Потянули за собой похожие предложения и в других фильмах. Но главное было в том, что биография лейтенанта Качуры совпала по фактам и настроению с собственной харланчуковой. Были там неустроенный быт, проблемы с начальством на работе, предательство коллег и обостренное чувство справедливости.

Теперь уже без Харланчука не обходятся главные белорусские фильмы: «Следы апостолов», «Снайпер. Оружие возмездия», «Днепровский рубеж», «Покушение», «Талаш», «Все, что нам нужно», «Немец», «Рыжик в Зазеркалье», «Белые Росы. Возвращение».

Кинематограф нашел Харланчука, а Харланчук нашел себя, преодолев жизненные трудности. Друзья-кинематографисты даже сочинили стишок, где есть такие строчки:

Нужен Паша Харланчук.

Сколько раз я убеждался:

Если фильм не получался,

Звали тут Харланчука:

Вот где «легкая рука»!

Однако актерская карьера продолжала тянуть Павла к театру, и он приобщал к ней свою семью.

В семье Павла и Анны пятеро детей: после рождения первой дочки Адели они планировали взять из детдома одного ребенка, но взяли двоих — у Ивонны оказался старший брат Филипп.

Одна из его режиссерско-актерско-отцовских работ стала принципиальной удачей. Ко Дню защиты детей Харланчук сделал спектакль «Маё сэрца б’ецца». Это не столь художественный, сколько социальный проект о вреде абортов. Там Павел с женой Аней, тоже актрисой, играют самих себя, а их дети играют ангелочков. Все семейство на сцене.

Кстати, имена у харланчуковских детей вполне театральные, словно заимствованные из классического репертуара от Шекспира до Гомбровича. Посудите сами: Адель, Филипп, Ивонна, Оливия. По-моему, очень красиво. Да и сам Павел неожиданно удвоил свою фамилию. Теперь он Харланчук-Южаков. Что-то от известнейших фигур прошлого: Щепкина-Куперник, Сумбатов-Южин, Дунин-Марцинкевич… Хотя объяснение весьма простое. Это девичья фамилия его жены, очень дорогая для нее фамилия. Они решили их объединить в одну.

Семья

Долгие годы Павел Харланчук работает на износ. Кинематограф. Несколько театров. Экспериментальные проекты. Многодетный отец: из пятерых двое усыновленных. Вот как сам об этом говорит:

— Я не умею говорить нет, только учусь. Поэтому многие годы, если мне предлагали работу, не мог отказать, в том числе в ущерб семье и себе самому. Ближе к сорока анализировал, когда уже накопилась эмоциональная усталость, и понял, что это от неуверенности. Раньше, даже полумертвый, все равно летел — казалось, я должен помочь.

Высосано очень много энергии, но организм уже понимает, что не обязательно умирать на каждой репетиции. Одно время накопленная усталость провоцировала постоянную тревогу, доходило до панических атак. Я считал эти тревожные маячки, тем более состояние, когда ты везде и всюду, когда постоянно занят, приводит к тому, что, когда остаешься предоставлен сам себе, у тебя лишь одно желание: никого не видеть и не слышать. Тяжелее стало слушать людей. С тобой все разговаривают только о себе, о своих проблемах. Людям надо выговориться, отдать кому-то. У меня такой человек только я. Понимаю, что эта зажатость, неуверенность с детства. Советским детям внушали, что ошибаться плохо, в школе у доски мы слышали что угодно.

Актерская зарплата маленькая. Могу сказать про свою зарплату: максимум, который я получал в театре со всеми детскими, — около 1000 рублей. Если бы жил один — прожил бы, но семью с пятью детьми на эти деньги не прокормить. Поэтому для меня нынешнее лето стало переломным — нужно что-то решать.

Кажется мне, что желание любого человека — разобраться со своей головой. То же самое и с желаниями, они у меня очень примитивные: я хочу поменять машину жене. Из глобального — я бы хотел, чтобы работа артистов лучше оплачивалась, хотел бы работать на одной работе и чтобы это обеспечивало мою семью. Понимаю, что меньше всего времени уделяю своей жене, и это проблема. В планах съездить вдвоем в путешествие. Дети — это прекрасно, но мы тоже есть, и важно беречь друг друга.

Да, за беготней часто кажется, что все супер, что все желания реализованы. Помню, в школьном сочинении писал, что хочу быть артистом или футболистом. А вообще, в детстве особых желаний не было — мама даже обижалась, когда мне купили велосипед, а я его на следующий день подарил соседу: «Бери навсегда!» Притом что всегда любил куда-то ехать — куда глаза глядят. Я бы хотел вот так участвовать в этой жизни: ехать по ней и за всем наблюдать. Я такой благодарный зритель. Конечно, хотел бы заработать, но так, чтобы рвать жилы — ехать в Москву, ходить на все кастинги, прорываться — вряд ли смогу. Сейчас съезжу в Питер, поговорю с агентом, поговорю с театром… Возможно, надо попасть в хороший проект, но вначале важно восстановиться.

Мудрый фотохудожник Олег Сильванович, который привык разглядывать артистов через объектив фотоаппарата и делать еще маленькие словесные портреты, подметил в Харланчуке «талант вечного ребенка, брата по жизненной жажде, сумевшего сохранить чистоту восприятия, точность настройки на жизнь-игру». Еще мне понравилась краткая характеристика его поклонницы, написавшей письмо в журнал «На экранах»: «Его герои все равно не похожи — ни на других, ни друг на друга. Он для каждого находит свой „голос“, свое лицо, как бы это странно ни звучало. Лица-то у них его, а все равно разные! Он — европейский артист. Стильный, интеллигентный, я бы сказала, как про фигуриста: „техничный“».

Вроде бы все главное сказано. Лучше и не скажешь, но хочется оставить и своих несколько мазков в этой заключительной рамке. От «Алых парусов» до «Государственной границы» прошагали его правдолюбы, романтики, менты, солдаты, партизаны, хоккеисты, научные сотрудники, менеджеры, снайперы. В кино жизнерадостные, отважные современники, парни из соседнего двора, умные сыскари. Очень редко «плохие парни».

Особняком стоит Степан из «Талаша». Словно актер собрал из каких-то неведомых ему тайников постыдные комплексы, желчь неудачника, страх слабости. Все это есть в каждом человеке, закопано глубоко и может не появиться на свет, если обстоятельства не раздразнят, как быка красной тряпкой. Павел уже попробовал играть эту звериную разнузданность на сцене в роли Евхима в спектакле режиссера Гарцуева «Люди на болоте». Для любого актера вообще смена оптики — вещь интересная. Кино все еще видит Харланчука социальным героем и размахнуться пока не дает. Иное дело театр, который для Харланчука всегда на первом месте.

Смена оптики

В театре палитра более красочная и часто комедийная. От булгаковского Мастера до мелкого пакостника Джорджа Пикдена («№13»). Он замечательный честный наивный Жадов в «Доходном месте», величественный, немного окаменевший пан Тадэуш, пластичный Черт в «Ночи на Рождество». Прекрасное чувство юмора, трудолюбие наперегонки с фантазией и умением импровизировать. Меня потрясла его театральная работа — Дон Жуан. Таким он еще не был. Все, что наработал за эти годы на сцене и в кинематографе, дополнилось трагическим даром. Традиционный мольеровский Дон Жуан прочитан питерским режиссером Правдиным как вполне современный тип. Он ловко играет чужими судьбами, но не испытывает удовольствия. Уже не хочется прилагать усилий, чтобы кого-то соблазнить. Как в воровской заповеди: «Не верь, не бойся, не проси». Все радости и соблазны жизни он испытал, но не сумел стать счастливым. Ему скучно и одиноко. Он не знает, как жить и зачем жить. По поступкам гад, конечно. Но почему-то его жалко, ему сочувствуешь.

Считается, что любой актер в кино, на сцене надевает маску. Маска — это кожа, облик, характер другого человека. К некоторым маска прирастает навсегда. Они и в жизни продолжают быть не самими собой. Это не про Павла Харланчука-Южакова. Он работает без маски.

Библиотека Onliner: лучшие материалы и циклы статей

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!