Вот помню, что пошел в детский садик. Красивые колготки, сандалики, фланелевая рубашечка, затирка комочками, обжигающий кисель под прохладной пленочкой и большой такой конструктор — вроде Lego, но огромный. В детском садике было весело: катаешься на саночках зимой, лазаешь по турникам летом, спишь, ешь, а тетенька в белом халате вытирает тебе зеленые сопли с одухотворенного лица. Сейчас бы такой расклад.

Потом, помню, была школа. Сначала все не сильно отличалось от детского садика, но через годик-второй ритм изменился, в продажу поступили тетрадки с полями, и их уже не нужно было линеить самостоятельно. Можно было читать книжки и сражаться на мечах, играть в футбол и печь картоху в костре, следить за Наташкой с соседней улицы и играть в казаков-разбойников на кладбище. Были неприятные бонусы в виде «домашки» и пацанских разборок, но в целом обстановочка располагала к получению обширного жизненного опыта.

Когда заканчивалась школа, историк маханул лишнего, информатичка смахнула слезу, глядя на своего будущего мужа — моего одноклассника, а мы заиграли скромной школьной рок-группой что-то из репертуара группы Nirvana. Есть что вспомнить, есть о чем поговорить.

В универе было еще больше всего. Уже без колготок, затирки, тетрадей в линеечку, пацанских разборок и прочих радостей жизни. Но оказалось, что здесь тоже хватает экшена и всякого рода приличных и неприличных приключений. Очень было весело — пацаны до сих пор вспоминают, а некоторые девчата, кажется, с выпускного отлеживаются в криокамере и выходят на свет божий только по случаю редких встреч бывших одногруппников.

В общем, у нас длительные и противоречивые отношения с ностальгией. Она меня любит, я ее ненавижу. Это очень паскудное чувство, из-за которого создается призрачное ощущение, будто все хорошее в твоей жизни уже случилось — теперь просто доживай уже свое: ходи на работу, расти детей, откладывай деньги им на учебу, справедливо пиши завещание и укладывайся в уютный гробик. Вокруг этого гробика будут стоять траурные люди. И вспоминать, как хорошо было раньше.

Неожиданно оказывается, что всю самую хорошую музыку написали еще в 80-х, а сейчас уже всё совсем не то. Все самые правильные фильмы — это фильмы с Луи де Фюнесом и Александром Демьяненко: сейчас уже такое кино не снимают. А мода? Вы видели эту современную моду? Я помню, что раньше было красиво: мохер, велюр, кружева и рюшечки. Что происходит сейчас, мне решительно непонятно. В общем, риторика побитого жизнью цуцыка, который поскуливает на жестокую реальность, где появилось слишком много ответственности, бытовухи и уже нет больше сил, времени и желания быть в теме, впитывать новую информацию и делать свою унылую жизнь разнообразной и насыщенной эмоциями и приключениями.

Когда это происходит со взрослыми и преисполненными жизненного опыта людьми, можно понять и посочувствовать. Когда такую страшную и трусливую защитную реакцию на собственную беспомощность включают тридцатилетние, начинаешь опасаться: не заразно ли это, передается ли воздушно-капельным путем, придумало ли человечество вакцину, какие вообще подводные камни. По девяностым сегодня ностальгируют даже те, кто пожил в девяностых пару лет от силы и может вспомнить разве что грязные пеленки, молодого батю и, возможно, пломбир. Тот, который был самый вкусный и сейчас такого уже не делают.

Мелкотравчатая мысль «раньше было лучше» — это реакция на прожитое и пережитое. Оно уже было и никогда не повторится, это опыт, пусть и не обязательно позитивный. Что будет дальше? Неизвестность. Нужна хотя бы минимальная смелость, чтобы эту неизвестность принять и попытаться твердо стоять в ней и получать удовольствие. А для этого нужно надежно закрыть ящик с воспоминаниями на замок и выйти прочь из зоны комфорта. И вот пока рядом вырастают новые возможности, в кипучем котле жизни варятся самые невероятные вещи, вы ходите по одному и тому же маршруту и сербаете накопленный за годы учебы жизненный опыт из алюминиевой ложечки. Потому что кругом неизвестность, потому что а вдруг станет хуже, чем было когда-то тогда, когда было не так уж и плохо?

На стенах больше не пишут: «Цой жив», из бочек не разливают «Майское», а Леонид Гайдай умер в 1993 году. Хватит торчать в прошлом: мир уже никогда не будет прежним. А вот вы рискуете.

Читайте также:

• Журналист Onliner.by Дмитрий Корсак: белорусы не нытики, нам просто постоянно страшно
• Российский предприниматель Владимир Василевский: белорусских специалистов все еще любят в Москве
• Репетитор Евгений Ливянт: «Не понадобились школьные знания? Надо было лучше учиться!»

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by