Выполняя должностные инструкции, чиновники особо не вникали в суть происходящего. Есть жалоба, есть «бабушатник» — собрали комиссию, составили протокол и направили дело в суд. Судья посмотрел фотографии и назначил штраф — около 50 рублей.
Знакомый вполне бы мог заплатить эти деньги и не заморачиваться, но решил-таки проявить принципиальность. Он проверил материалы дела, и оказалось, что в работе борцов с чистотой из ЖЭСа есть множество «косяков». Например, снимки, которые они показывали судье, были фотографиями совсем другой квартиры. Изучая жилье, они не озаботились пригласить хозяина. Или вот еще: комиссия, которая изучала квартиру, требовала привести ее в порядок в течение двух недель, а проверять выполнение пришла уже через неделю.
Для того чтобы добиться справедливости и отменить постановление суда, потребовался месяц. Разговаривая с представителями ЖЭСа, знакомый заметил в их поведении несколько особенностей. Первая — чиновники обозначили, что для них жильцы квартиры, которую они обследовали, лишь часть безликой массы, и были совершенно искренне удивлены, что у кого-то из этой безликой массы хватило наглости качать права, отвлекая их от работы. Вторая — работники ЖЭСа недоумевали, почему к ним предъявляют какие-то претензии. Не те фотографии, нарушили сроки… Какая разница? С их точки зрения, даже если бы все было по правилам, ничего бы не изменилось… Почему? Потому что они профессионалы и знают, как все в этой жизни происходит.
И вот мы подошли к сути. Посмотрите, какие метаморфозы произошли с «профессионалами» из ЖЭСа. В свое время они пришли на работу, чтобы выполнять определенные обязанности в соответствии с законом. Проходил месяц за месяцем, год за годом — и в какой-то момент произошло слияние. Отчего-то они вдруг начали считать, что не служат закону, а сами им и являются. Отступая от правил и порядков, они делали это, уверен, только из благих намерений, но в итоге исказилась сама суть того, чем они занимаются.
Все это называют профессиональной деформацией. И когда сотрудников ЖЭСа выдернули из иллюзии ощущения собственной значимости и всесильности в реальность, было достаточно больно и неприятно.
Я вспомнил вот еще какую короткую историю. Пару лет назад делал репортаж о мужчине, которого выселяли из собственного дома, потому как на его месте город разрешил застройщику возвести многоэтажку. Крепкий, в рассвете сил мужчина показывал мне десятки документов, увлеченно рассказывал, сколько сил и ресурсов потратил на строительство «родового гнезда» (которое на самом деле выглядело отлично).
У меня же в голове промелькнула мысль о том, что эта история — одна из сотни, о которых мы все наслышаны. Нет смысла бодаться, пора свыкаться с мыслью о квартире в многоэтажке… Дом в итоге забрали и разрушили, статью опубликовали. История для меня перестала быть банальной после того, как мужчина вскоре после этого умер. Сердце не выдержало напряжения, которое он испытывал ежедневно, а я спросил себя: передал ли я всю суть трагедии, которая произошла в понимании этого человека, в своем материале? Периодически задумываюсь об этом до сих пор.
Хирурги смотрят на своих пациентов как на куски мяса, журналисты должны быть немного циниками, хороший продавец всегда сумеет немного «схитрить», вахтеры обязательно ворчливы и подозрительны, если ты грузчик или сантехник, то просто обязан быть пьяным… Каждая профессия накладывает свой отпечаток. И большинство из нас принимают условия игры, с готовностью «деформируясь».
Еще один мой товарищ шутил, что никогда не женится на учительнице. Почему? Потому что они приходят домой и продолжают говорить громко. Настолько громко, что фамильный фарфор в серванте дребезжит. И это тоже считается нормой, профессиональной деформацией. Но у меня вопрос: когда для каждого конкретного учителя стало нормой орать на детей в школе? В какой такой момент они получили этот профессиональный «скилл»? Почему некоторые из педагогов щеголяют им почти с гордостью? Почему после рабочего дня тащат эту дичь в свой дом и насилуют ором еще и близких?
Быть «профессионалом», с одной стороны, очень выгодно, потому что так проще. У тебя есть набор определенных правил и обычаев (которые просто сложились с годами и не имеют ничего общего с должностными обязанностями), выполняя которые можно особо не задумываться о происходящем. Искушение «не усложнять» лично меня преследовало долгое время. И в какой-то момент я стал опасно балансировать на грани простоты, стремясь сорваться в примитивизм.
Наверняка некоторые из нынешних учителей, врачей, журналистов и даже работников ЖЭСа шли в профессию в том числе и для того, чтобы доказать, что, работая в ней, можно оставаться человеком. Но очень скоро, осознав правила игры, в одном месте немного подстроились, в другом закрыли глаза, в третьем привыкли — и незаметно для себя оказались по другую сторону баррикад, на которые шли грудью.
А потом уже как-то неудобно признаваться всем, что «и я прогнулся, поступился принципами». Намного поэтичнее заявить, что увидел все сложности профессии изнутри. Но давайте будем честны: всем же нам понятно, что настоящий, трезвый взгляд на ситуацию, понимание того, что нормально, а что нет, у нас был именно тогда, когда мы находились вне системы.
Помнить о том, что ты в первую очередь человек, а не винтик, важно не только потому, что, войдя в производственный раж, ты можешь ненароком кого-то обидеть или поломать чью-то жизнь. Во всем этом есть простой и понятный шкурный интерес. Растворяясь в работе, ты просто перестаешь быть собой, вычеркиваешь из своей жизни время, проведенное «за станком», полностью отдавая его работодателю. Бездушный профессионал — это не теплый и живой Вася Пупкин или Зина Иванова, это биомасса, которая исправно шпилит и клацает на конвейере бо́льшую часть жизни, и «я» в ней просыпается все реже. Потому что нельзя на работе быть киборгом, а дома — человеком. Так не бывает.
Читайте также:
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by