24 марта 2017 в 8:00
Источник: Николай Козлович. Фото: Максим Малиновский

Темная сторона: курортная Ницца после теракта и монолог разочарованной белоруски

Источник: Николай Козлович. Фото: Максим Малиновский

В 22:15 Костя шел по Promenade des Anglais в ласковом городе Ницца, смотрел на яркие всполохи фейерверка в небе, свернул к своему дому, который стоял как раз на Английской набережной. Алексей с беременной супругой толкались в этой же массовке, снимали салют на видео. Ушли раньше. Завели мотор, тронулись. Навстречу бежали люди. Лица их были перекошены. Скрипели дворники. На светофоре услышали: «Грузовик давил толпу…» Onliner.by при содействии xistore.by продолжает цикл материалов о Европе репортажем из Ниццы, где в июле 2016 года случился шокировавший планету теракт. Монологи эмигрантов, страхи обычных людей (теракт в Лондоне в среду — как продолжение темной бесконечной полосы) и частичное разочарование от «евросчастья» — в этом материале.

Краткая хронология

Вечером 14 июля 2016 года, в День взятия Бастилии в городах и деревнях Франции праздник завершали традиционным фейерверком. В 22:30 по местному времени 19-тонный грузовик белого цвета вылетел на набережную города Ницца и вклинился в толпу идущих по ней людей. Водитель делал зигзаги, сбивал мужчин и женщин, будто кегли, открыл стрельбу. Террорист был ликвидирован спецслужбами. Погибли 86 человек, более 300 получили ранения. Ответственность за произошедшее взяла на себя запрещенная террористическая организация «Исламское государство». По официальной версии, уроженец Туниса Мохамед Лауэж-Булель, долгое время проживший в Ницце, взял грузовик с холодильным оборудованием напрокат, а к месту празднеств проехал мимо полицейских, представившись мороженщиком.

Фото: YouTube

Променад беды: 2017 год

Мы идем по Английской набережной в сторону отеля «Негреско» тем самым маршрутом. Месяц март, солнце робко освещает побережье сквозь серую тучу, горланят чайки, девушки и парни в шортах проносятся мимо нас, рядом газуют машины.

Рабочие пробивают дыры в бетоне, чтобы зацементировать в них столбы. Столбы окончательно закроют любую возможность въезда на пешеходную часть набережной для машин и грузовиков.

Они будут разной формы и конструкции, но достаточно прочными, чтобы выдержать напряжение в 19 тонн и больше.

Через пару дней в соседних от Ниццы Каннах на такой же оживленной набережной Круазетт мы не заметим никаких рабочих, никаких конструкций и никаких столбов, блокирующих выезд транспорта, и очень удивимся, поняв, что между Европой и нами нет особой разницы в отношении к тому, что произошло.

Монолог первый: «Чувствовал себя беспомощным — как защитить жену?»

Алексей — ученый. Во Франции живет уже много лет. Он просит не фотографировать его, потому что… Да сам не знает почему. Он бы и не вспоминал об этом больше никогда. Но и держать в себе не получается. Алексей говорит:

— 14 июля я вернулся домой после четырехдневного семинара. Помню, что сильно устал. Решили с женой прогуляться. Оставили машину на улице, параллельной променаду, вышли на него, смешались с отдыхающими. Дул сильный ветер. Говорили, что салют могут отменить. Обычно он начинается в 22:00 и заканчивается около 22:30. В тот раз завершился чуть раньше. Мы шли в сторону отеля «Негреско», периодически останавливались, снимали видео. Погода испортилась. Упало пару капель. Люди заторопились домой. Жена еще сказала, увидев эту ускорившуюся массу: «Только бы не было бомбы».

Promenade des Anglais

Такие вещи остаются в памяти. Вот мы уже в машине. Ждем на светофоре зеленый свет, чтобы свернуть на набережную и поехать в сторону дома. Стоим недалеко от больницы Ленваль. Перед нами красная малолитражка. Променад в 25 метрах. Я слышу выстрелы, вижу людей, бегущих в нашу сторону с криками: «Теракт, теракт!»

Моя беременная супруга начала плакать. Я на несколько секунд оцепенел, понимая всю свою беспомощность. Раз секунда, два секунда… Что делать, если ты стоишь на узкой улице с односторонним движением, а кто-то с автоматом может появиться спереди, а может и сзади?

Сзади было пусто. Сдал на 150 метров. Бросили машину, бежим куда-то. На параллельной улице люди еще не в курсе. Хочется спрятаться, забиться в нору. Мужчина, обгоняя нас, заливается в трубку: «Давил, как флажки… Как флажки! Тык, тык, тык».

Новости появились через 30 минут. Кто-то пустил дезинформацию, что отряд боевиков с автоматами движется от вокзала в сторону моря. Потом все утихло. Часа через полтора мы рискнули и вернулись за машиной.

Армия, контроль, пропаганда

В Ницце паспортный контроль теперь есть и в терминале аэропорта, куда прилетают внутренние европейские рейсы. Полисмены изучают документы, спрятав свои стандартные улыбки.

На рукаве — шеврон в память о трагедии

На карнавале в Ментоне въезд в центр перекрыли бетонными блоками, а в город пустили армию в форме и в штатском. Отряды бравых парней с «пушками» патрулируют улицы во французских городах — о них мы еще поговорим. В торговые центры — не все, но самые крупные — так просто не зайти: охрана щупает сумки. Правда, все это большая формальность. ТЦ Confluence в Лионе открывался в 10:00, а в 9:50 никаких парней с контролем нет, в мой здоровенный рюкзак никто не заглянул.

Десять дней во Франции, впрочем, не дали усомниться: восточную пропаганду о военном положении и опустевших улицах стоит воспринимать отстраненно. Жизнь здесь не остановилась и не планирует, хотя и изменилась в некоторых своих аспектах.

Монолог второй: «Больше не хожу на массовые мероприятия»

За 20 минут до теракта Костя, проживший в Ницце тысячу лет, был в гуще толпы с семьей. Ушли домой пораньше. Узнал о случившемся почти сразу: пришел «пуш» с новостью на телефон.

— В новостях говорили о том, что кого-то убили в ресторане. Появились разные версии. Очевидцы путались в показаниях. Я жил на променаде, и когда такое происходит буквально в 200 метрах от твоего дома… Это был шок. Я только тогда, наверное, понял, что теракт — это не картинка из телевизора, это когда 24 часа подряд в 200 метрах от твоего дома вывозят трупы.

Костя говорит о том, что Ницца, в общем-то, безопасный город, таким остается и сейчас. Летом сюда непременно, как и было всегда, приедут сотни тысяч туристов. В кварталы-гетто вроде Ариана на северо-востоке, где много мигрантов, он в одиночку не ходил раньше и не пойдет теперь. После 14-го не ходит и на массовые мероприятия, предпочитает отдыхать с семьей там, где меньше людей.

— Я не сказал бы, что пропасть между «ними» и «нами» увеличилась. Но не уменьшилась точно. Часть ребят из Африки, арабского мира внедряются во французский стиль жизни, а часть демонстративно показывают: «Мы — другие».

Монолог третий: белоруска, уехавшая из Минска почти семь лет назад, о разочаровании

Александра улетела из самой чистой в мире страны почти семь лет назад. Сначала в Париж, где училась, потом вышла замуж за французского военного и перебралась в департамент Изер. О жизни и декорациях девушка говорит жестковато, потому что наболело:

— Мне повезло: в городе, где я живу, пока не случалось терактов. Но я ощутила и пережила каждый из них вместе со страной: «Шарли», «Батаклан», Ниццу… Я отлично помню ночь атаки на Париж.

Мы не спали ни часа. Сидели на телефонах. Набирали друзьям. Четверо знакомых были в театре «Батаклан», но смогли рано убежать. В них не стреляли, их не задело, но они видели мертвых людей и даже сейчас продолжают ходить к психотерапевту. Государство признало их жертвами терроризма.

Другой наш товарищ отдыхал в ресторане, в котором в ту ночь произошла стрельба. Он получил три пули, а врачи потом сказали: парень, чудо, что ты жив. Он лечится до сих пор. Это муж моей близкой подруги-румынки. Сидит на успокоительных, просыпается ночами, кричит, что по ногам у него течет кровь. Его жена не была на месте трагедии, но больше года не ездит на метро. И это те люди, которые до того говорили «страха нет», «искусство жить» и другие общепринятые банальности.

Саша рассказывает: после первых французских терактов усилили патрули, бойцы ходили четверками с автоматами наперевес, а потом кто-то выяснил, что рожки с патронами у сержанта «под ключом». После атаки на Париж патроны раздали всем. Но вопрос патрулирования остался: где они ходят, зачем, как это может помочь?

— Реакцией французского общества на теракты было и будет отрицание. Французы говорили: мы будем бороться с терроризмом, показывая, что все так же радуемся жизни. При этом все уверены, что теракты повторятся. В стране скоро президентские выборы. Основные страхи связаны с ними. Одни говорят, что будет ЧП накануне и что оно кардинальным образом повлияет на расстановку сил. Другие опасаются, что, если выиграют «правые», начнутся беспорядки. В моей тусовке — а я общаюсь исключительно с французами — люди все чаще рассуждают о том, что нужно готовиться к худшему и не надеяться на государство. Я не шучу и не нагнетаю, но определенная часть людей начала делать дома запасы на черный день. Это не истерия холодной войны с домашними бункерами и прочей ерундой, а здравый расчет. Часть французов стали реалистами.

Вместе с этим они ходят в кафе, бары, развлекаются, показывая, что их жизнь не изменилась. Это правильно.

Мы подходим к главной теме Европы последних лет.

— Люди по-прежнему боятся говорить об эмигрантах в голос, чтобы не прослыть расистами, — рассуждает Саша. — Самое популярное выражение — «Не надо смешивать ислам и терроризм». Я позволю себе быть не очень политкорректной. Миграция — это хорошо, когда приехавшие остаются в меньшинстве и осознанно вносят свой вклад в культуру принявшей их страны. Но во Франции уже второе поколение приехавших демонстративно заявляет: «Я родился здесь, но я не ваш».

Как бы вам объяснить… Я боюсь ездить с ними в одном трамвае.

Они смотрят на тебя вызывающе. И если ты будешь смотреть на них так же, то это тотчас начнут громко обсуждать: «Эй, белая, ты смотришь на меня, потому что я черный? Ты расистка? Иди куда подальше». Типичная картинка: автобус, сидит чопорная французская бабушка, а какой-то невоспитанный подросток так на нее облокотился, что буквально положил свой рюкзак на голову. Бабушка оборачивается, смотрит, ничего не говорит. Если бы это был французский ребенок, она бы точно прочитала ему мораль… Когда я еду в трамвае без паранджи и таких, как я, всего пару человек, то не выдерживаю атаку глазами. Мне хочется выскочить. Мой муж военный, в рамках миротворческих миссий ездил в Африку. Он говорит: наши цивилизации разные, им не ужиться вместе.

Александра пережила все опасные эмигрантские рубежи. И розовые очки, и фиолетовые сопли, и эйфория о вкусах и запахах отошли на задний план перед бытом. С мужем они думали: может, стоит перебраться в Швейцарию?

— В том числе потому, что туда сложнее иммигрировать. Хотя я ведь тоже иммигрант. Но между мной и «ними» есть кардинальные отличия. Я живу по правилам Франции. Плачу налоги, училась, работаю, отлично знаю язык. Никогда не просила государственной помощи. Я живу здесь шесть с половиной лет, и при этом у меня нет гражданства и права весьма сомнительные. В префектуре разводят руками: «Через два года можете подаваться на десятилетнюю карту». А в этот момент в эту же префектуру приходят люди, только что приехавшие, с кучей помощников, готовых им переводить. Ведут себя хамовато. Но уже через год они могут претендовать гораздо на большее, чем я.

Много раз говорила с людьми, которые приехали сюда нелегально.

— Почему приехали?

— Потому что здесь можно жить, не работая.

Мне рассказывали по пунктам: есть организация, которая снимет квартиру, другая научит языку, есть места, где можно бесплатно раз в день покушать. За €10 государство даст проездной на все виды транспорта. А десятки НГО окажут другую помощь. В это время я работаю, показываю, что интегрируюсь в общество — и никакой поддержки. Да всем плевать.

Мы еще долго рассуждаем о темной стороне эмигрантского счастья, столь яркого в первые дни и годы.

Важный нюанс: что бы ни говорила Александра, на вопрос о возвращении в Беларусь она отвечает твердо: «Нет, спасибо».

Ученый Алексей говорит о том, как «Шарли», «Батаклан» и 14 июля изменили его жизнь…

— Поймал себя недавно вот на чем: идем по променаду и периодически — то я, то жена — оглядываемся через плечо. Кровь с тротуара окончательно отчистили только через пару месяцев. Отчетливо помню, как эту кровь нюхали собаки.

Меня это потрясло больше, чем супругу. Она тогда думала в первую очередь о здоровье малыша. А я почувствовал себя неспособным защитить тех, кто ближе всего. Несколько секунд стресса выбили из колеи на несколько недель. Записался на мини-курс гипноза по методике лечения военных. Помогло.

Но в остатке — и недоверие к органам правопорядка, и понимание, что нам никогда не расскажут всей правды о произошедшем. Кто-то видел сразу нескольких людей, выбежавших из грузовика… Неизвестно, сколько людей умерло от давки, а сколько от пуль…

15 июля 2016-го мы прошлись по городу. Променад был покрыт телами, а на параллельных улицах люди наполняли бары, рестораны, шутили, пили вино. Мы специально фиксировали: ни одного полицейского на протяжении семи километров нашего пути! А камеры видеонаблюдения стрелять не могут.

Уклад жизни в Ницце, как мне кажется, не изменился. В городе проходят фестивали и карнавалы. Ницца — это город-праздник. Во Франции тратят несколько миллионов евро в день на антитеррористические меры, но почти никто не верит, что теперь мы в безопасности. У Франции и Бельгии до сих пор нет общего файла по террористам…

Я часто хожу по променаду. С утра до вечера его патрулируют восемь солдат — две группы по четыре человека. Это солдаты из операции «Часовой». Их уставшие к концу дня лица, не очень стройный шаг не внушают мне никакого доверия. К сожалению.


Мы идем по Английской набережной, а на скамеечках чавкают бургерами парни и девчонки. У перил скромный букетик с цветами. Мимоза, тюльпаны. В рядок плюшевые игрушки. С символического креста облезла краска. Надписи «Помню», «Помни». У моря, на песке, за крестом и клумбой в форме сердца парень целует девушку. Ницца не забыла о трагедии, но хочет продолжать жить, не оглядываясь.

Благодарим за помощь в организации поездки xiStore — первый фирменный магазин устройств Xiaomi в Беларуси.

Вам будет интересно:

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by