Эван пока только осваивается и учит русский язык, чтобы свободно изъясняться в чужой стране. Хотя больших проблем быть не должно: на работе терминология сплошь на родном французском, а девушки, которые, по уверению мсье Капитена, в Беларуси очаровательны, всегда с интересом реагируют на представителей его профессии.

Атлетически сложенный юноша теряется в большом зеркальном зале в окружении коллег. Утренняя разминка балетной труппы Большого театра только началась. Сейчас здесь с два десятка людей, которые три-четыре раза в месяц появляются на сцене и методично срывают бурные овации тысячного зала.

Балетная труппа — это громадная махина, в которой только артистов 110 человек. Хотя художественный руководитель советует увеличивать эту цифру ровно в десять раз.

— Я всегда говорю, что артист с точки зрения неприятностей и проблем, которые он приносит своему руководству в повседневной жизни, приравнивается к десяти обычным людям. Вот и умножьте 110 на десять, — посмеивается Юрий Троян. — Они все достаточно известны и поэтому бывают капризными — при всех их талантах и достоинствах.

Через два года у худрука юбилей — он отметит 50-й сезон в театре. Это большой срок, потому что по законодательству артист балета должен проработать 20 лет — потом можно уходить на пенсию. Юрий Антонович, завершив карьеру ведущего солиста, пошел в управленцы и задержался в театре.

— Артист должен отработать 20 лет, — говорит худрук. — Может и больше, но балет — искусство молодых. На сцене нужно отлично выглядеть, дом престарелых тут никому не нужен. Да и физически уже сложнее: здесь те же нагрузки, что и в спорте.

Что происходит потом? Пенсия небольшая, но в придачу к какой-то зарплате вполне хорошая добавка. Жить можно. Поэтому заставляю всех учиться. Учеба, конечно, очень сильно мешает работе, но я считаю, что так должно быть. Когда-то мне хватило ума выучиться, и в тот год, когда я закончил танцевать, мне предложили руководящую должность.

Труппа — это живой организм, подчиненный тем же законам, что и любой трудовой коллектив. Здесь всем друг про друга все известно, все у всех на виду, и даже во время репетиции артисты разбиваются на небольшие группки и в перерывах живо щебечут о наболевшем.

Наболевшее — это рабочий график, распределение выходов на сцену и прочие вещи, которые обычно превращают творческий процесс в рутину. Правда, в случае артистов балета работа трансформируется в образ жизни. Причем примерно с 10 лет от роду.

Костя детства не помнит. То есть оно было: вроде и мяч с пацанами успел погонять, и на велосипеде покататься. Но в 5-м классе все это резко прекратилось. На учебу мальчишка убегал в семь утра, домой с репетиции возвращался в полвосьмого вечера и садился за уроки. Теперь он Базиль в «Дон Кихоте», Принц в «Щелкунчике», Шут в «Лебедином озере», но по потерянному детству немного грустит.

— Купил себе недавно велосипед и теперь катаюсь — восполняю пробел, — смеется Константин Героник. — Дразнили в детстве? Ну а как же! «Вон, балерун пошел!» Но потом ребята привыкали, им становилось интересно, и они терзали меня вопросами. Да и сейчас вопросов очень много.

Костя впервые появился на большой сцене в четверке шутов в балете «Эсмеральда». Позже была роль Чиполлино в одноименном балете — а это уже работа солиста. Ладони моментально потели от волнения.

— Это сейчас на сцену выйти — будто в магазин сходить, — шутит артист. — Есть какой-то момент профессионального выгорания. Если много спектаклей, справляться тяжело — просто делаешь как на автомате. Но потом понимаешь, что на тебя приходят смотреть люди и что они должны видеть эмоции, переживания. Сам себе говоришь: «Соберись!»

Потухшие глаза здесь замечают сразу. На сцену с такими не выпускают, благо конкуренция в труппе достаточно высокая: три-четыре состава. Худрук говорит, что труппа — это как футбольная команда: на последних минутах можно выпустить молодого игрока и дать ему ценный игровой опыт.

Плюс у каждого солиста есть дублер, и, если случается форс-мажор, он без проблем отработает спектакль. Так произошло недавно: японский артист Такатоши Мичияма должен был исполнить роль Базиля в «Дон Кихоте», но подхватил вирус и уехал на машине скорой помощи.

— Человек, который его страховал, пришел и станцевал без единой репетиции, — рассказывает Юрий Троян. — Профессия у нас травмоопасная — как футбол, хоккей, художественная гимнастика.

Сколько я себя помню, всегда за сезон у артистов несколько травм случается: сухожилия, мышцы, связки, реже — переломы. Мы к этому относимся спокойно, истерик здесь не бывает. Обидно, жалко, но человек спокойно лечится: чаще всего неделю, две, но иногда и несколько месяцев.

Ольга Гайко только недавно оправилась после серьезной травмы. Сейчас одна из самых опытных и титулованных солисток труппы активно репетирует и готова снова выходить на большую сцену.

Боль — это вообще важная часть работы балерины. Но, кажется, никто ни о чем не жалеет.

— Даже в самые сложные моменты всегда прихожу к выводу, что балет — это мой воздух, — говорит Ольга. — Я отдала ему очень много лет и без фанатизма и упорства не достигла бы результатов. Ни в детстве, ни в юношестве, ни сейчас я не чувствую себя обделенной — наоборот, профессия наполнила мою жизнь смыслом. Мне иногда кажется, что я еще не всего достигла и что впереди много интересного. Я знаю, куда расти, у меня еще есть потенциал. Людям, которые смотрят со стороны, кажется, что это очень напряженный труд. Но для нас это все естественно. Это и есть жизнь: позаниматься — как зубы почистить.

---

Рабочий день у солиста балетной труппы начинается в десять утра с урока классического танца. Это своего рода разминка — подготовка мышц к репетициям, которые длятся весь день. Возможно, даже не останется времени на обед. Все зависит от спектакля.

— Есть очень сложные постановки, которым нужно отдаться полностью: и физически, и душевно. Люди приходят в зал, и ты должна подарить им часть себя, — говорит Ольга. — А есть спектакли спокойные, не такие технически нагруженные — ни в коем случае не проходные, просто другие. Тогда график более расслабленный.

При таком расписании создавать семью и тем более растить детей — большая проблема. Но это мало кого останавливает. Все первым делом приводят в пример солистку Ирину Еромкину — мать троих детей.

— Боятся рожать? — удивляется Ольга. — Это зависит не от балерины, это зависит от женщины. У наших ведущих балерин по трое детей, и так во многих театрах. Времена изменились: люди научились совмещать личное и профессиональное.

Здесь нужно сделать выбор и расставить приоритеты: кто-то делает карьеру, кто-то хочет ребенка — и для него не проблема на год уйти. У меня сейчас стоит сложный выбор, и я пока в раздумьях.

Не хочу углубляться в подробности. Судя по тому, что у меня еще нет детей, наверное, я делала выбор в пользу профессии. Да, я все отдала любимому делу, и теперь, наверное, есть время подумать о себе.

В труппе заводят романтические отношения с коллегами, создают семьи. Это в принципе распространенная практика среди артистов, у которых часто нет времени даже на обед, не говоря уже о свиданиях.

Людмила Хитрова, можно сказать, отработала половину положенного срока. Сейчас ей 28 — через десять лет можно завершать карьеру и получать пенсию. Восемь лет назад девушка переехала в Минск из России и с тех пор работает в труппе Большого.

Недавно у Люды случилось большое событие: она вышла замуж. Муж — заслуженный артист Беларуси Олег Еромкин, тоже солист балетной труппы Большого театра.

— В последнее время у меня немножко поменялись жизненные обстоятельства, и на спектакле хочется выложиться на 150%, оторваться в танце, — горит глазами Люда. — Безумие, можно сказать. Не жалею себя ни капельки: хочется стартануть и на два-три часа зарядиться.

У каждого человека свой порог боли, а мы с 10 лет привыкли к насилию над организмом, и отношение к этой боли у нас другое, не как у обычных людей. Часто приходишь домой, ложишься в кровать и хочешь отре́зать себе ноги и вставить другие.

Раньше было такое: стою перед спектаклем и понимаю, что впереди два или три акта — буду умирать на сцене и в соответствии с ролью, и по физическим силам. Бывало, даже слезы наворачивались.

Но самая большая усталость наступает утром. Вот даже вчера у нас был выходной день, а я проснулась, и было такое ощущение, будто весь день танцевала: суток не хватило, чтобы восстановиться. Встретились утром, и я коллегам говорю: «Такое ощущение, что меня танк переехал».

Маленькую Люду отдали на балет в 10 лет. До этого было еще много кружков, но не из-под палки: любознательному ребенку все это нравилось. Хотя сама девушка с сожалением смотрит на детишек, которые сегодня занимаются балетом с детсадовского возраста.

— Балет молодеет: сейчас в Минске есть школы, в которых дети начинают с 4—5 лет, — возмущается балерина. — Детям вроде нравится, но мне их жалко: вот они точно лишены детства. В таком возрасте становиться на носочки… Профессионально заниматься балетом нужно с 10 лет.

---

Пенсия — это 38—40 лет. Правда, бывают и исключения. Если балерина прекрасно выглядит, находится в замечательной физической форме и театр в ней заинтересован, можно остаться подольше. Татьяна Шеметовец — как раз тот случай. Сейчас прославленная в прошлом балерина посещает все репетиции труппы, но уже в качестве заведующей и балетмейстера.

— Я перестала исполнять сложные роли в 44 года, но еще долго выходила на сцену в спектаклях, где от меня не требовалось танцевать, но важны были осанка и внешность. Я могла бы делать это до сих пор, но очень сложно совмещать с бумажной работой, — говорит Татьяна Ромуальдовна. — Поначалу давалось это непросто. Некоторые прямо так и говорят: перерыв у нас такой-то, здесь вы нас задержали. Я должна все до минуты просчитать. Сейчас контролирую себя, но знаете…

Я всегда танцевала столько, сколько нужно. И никогда не тыкала пальцем в перерывы — отдавалась от и до. Поэтому, когда столкнулась с человеческим фактором, было трудно. Это и сейчас трудно, но я уже научилась. Просто думала, что люди рядом со мной должны быть такими же добросовестными, какой была я. А на самом деле это не так. Есть лентяи, есть те, кто лучше сходит на больничный, чем поработает. Люди везде одинаковые, просто обстоятельства разные.

Средняя зарплата — это коммерческая тайна. Но она, судя по рассказам, серьезно варьируется в зависимости от степени заслуг и статуса в театре, количества выходов на сцену и участия в зарубежных гастролях, которые случаются два-три раза за сезон. Хотя если углубиться в тему, то становится понятно, что деньги здесь — далеко не главное.

— Я обожаю свою профессию, но отношение к ней у разных людей меня разочаровало. Время изменилось, а вместе с ним изменились и ценности — сейчас все считают деньги и количество выходов на сцену, — говорит Татьяна Ромуальдовна. — Это как раз и мешает тому, что для меня всегда было важным. Да, я максималистка. Наша профессия штучная, сюда не может прийти каждый.

Понимаете, артисты ведь бывают разные: один нутром может выразить то, что зацепит зрителя. Этим качеством не все обладают, это врожденное. Можно научить, отрепетировать, но нутро не вложишь никогда. Они сейчас все очень расчетливые: вот здесь мне не заплатят, тогда мне это и не надо. Возможно, они и молодцы, что так мыслят. Но это никак не помогает творчеству: там, где появляется прагматизм, пропадают чувства. Это очень обидно. Уходит то, что называется «тонкое тело».

Я могу «Болеро» на стуле станцевать так, что вы дрогнете. Потому что я нутром чувствую эту музыку. И объяснить это очень сложно — невозможно это объяснить!

Парфюмерия в каталоге Onliner.by

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. sk@onliner.by