«Ой, вы в жизни такой маленький. А можно вас пожмякать?» Алексей Хлестов о готовности стать фриком и деньгах семьи, которые тратит на карьеру

 
30 июля 2016 в 8:00
Автор: Александр Чернухо. Фото: Максим Тарналицкий
Автор: Александр Чернухо. Фото: Максим Тарналицкий

Алексей Хлестов — компактный мужчина, который проворачивает гигантские объемы работы. Это с виду может показаться, что два альбома с 2003 года — это как-то несерьезно, но график у исполнителя весьма напряженный: концерты, гастроли, корпоративы, а сейчас еще и театр — Алексей решил попробовать себя в качестве драматического актера. Долгожитель в скоротечном мире дикой, как дебри Амазонки, белорусской эстрады поговорил с Onliner.by о поклонницах, требующих «селфи» прямо во время велосипедных прогулок, готовности стать фриком и радикально поменять образ и предложил светским львицам, недовольным качеством белорусской музыки, сменить место жительства. 

— Когда говорят про вас, первое слово, которое слышишь, «профессионал». Но при этом песен действительно классных никто для вас не пишет. 

— Прямо совсем классных? Если брать рынок, кому-то нравятся одни конфеты, а кому-то другие. У каждого артиста и продукта есть свой сегмент потребителя. Возрастной ценз, социальные прослойки. По-настоящему хороших песен достаточно, на мой взгляд. Одна из первых песен — «Ответь мне почему», дальше — «Люблю тебя до безумия». Масса песен. Но все на любителя. Кому-то нравится AC/DC, кому-то Accept, а кто-то Майкла Джексона затер до дыр.

— А кому нравится Алексей Хлестов?

— Основная целевая аудитория — это люди от 30 до 50 и выше. Но пару лет назад для меня стало сумасшедшим открытием, что у Хлестова появились поклонницы от 12 до 18 лет. Я выхожу в зал, отдаю микрофон, и они все поют мои песни наизусть. Это видно на концертах. Сидя в офисе или глядя в телевизор, можно руководствоваться только субъективным мнением. Вот смотришь на артиста, который везде популярен, все говорят, что он крутой, а ты думаешь: «Прикольный, но все как-то слишком просто». А потом приезжаешь на его концерт и выходишь в диком восторге, тебя волной накрывает всеобщая эйфория. Может быть, позитивная энергетика человека влияет. Пока не попробуешь, не поймешь.

— Вы себя можете назвать модным и актуальным артистом? 

— Я стараюсь. Реально стараюсь. Сейчас работаю с несколькими авторскими группами. Мои основные авторы — Андрей Слончинский и Павел Бертош. Павел пишет огромное количество прекрасных, романтических песен — баллад о любви, расставании. Тема любви, наверное, не иссякнет никогда. Мы постареем, будем седыми, но все равно будем любить, несмотря на возраст.

— Другими словами, спекулировать на этой теме можно бесконечно. 

— Это не просто спекуляция. В каждой песне я погружаюсь в тот или иной отрезок своей жизни. Я обожаю это состояние — это такой своеобразный любовный транс. Мурашки по коже… Так можно сказать, что и актеры на чем-то спекулируют. Нет, ни в коем случае. Это эмоция, мы отдаемся, мы переживаем. У меня концерт обычно идет от 75 до 120 минут, и я очень много общаюсь со зрителями. Кто-то скажет, что это пережиток прошлого: записки, диалоги… Ничего подобного. Когда происходит общение, публика понимает, что я абсолютно такой же человек, как и любой в зале. Просто у нас разная работа. Я дарю настроение.

— Наверное, такой формат можно допустить в глубинке: народ там не избалован обилием концертов. Минская публика будет на это реагировать совершенно по-другому. 

— И тут вы неправы. Концертный зал «Минск» тому подтверждение. Там 1700 мест, и все было точно так же — все общались, реагировали на шутки, сами шутили. Люди понимают, что ты — часть социума.

Если сравнивать нас с английскими или французскими суперзвездами, то, естественно, у нас небольшая страна и небольшая экономика. Но я, честно говоря, могу себе позволить быть таким, какой я есть есть. Быть доступным. Когда в магазин заходишь, случается такая реакция: «Боже, вы ходите в магазин!» Да, хожу: мне надо есть, чистить зубы, мыть голову. Я точно так же мою руки и вытираю их. А мне: «Ой, вы в жизни такой маленький. А можно вас пожмякать?» Люди думают, что я какой-то плюшевый как минимум.

Вот что касается огромных площадок вроде Дворца спорта или «Минск-Арены», там, я с вами соглашусь, нужно выбирать другой формат. У меня был в прошлом году концерт в Мирском замке, и мы делали его полностью с живым звуком. Даже сложные песни, которые проблематично переработать для живого исполнения, у нас получились. И я был в восторге от той работы, которую мы проделали. К сожалению, мы это не смогли воплотить на гастролях из-за экономики. Все ведь обязательно должно быть монетизировано. Невозможно сказать людям: «Давайте проедем, неважно, за какие деньги». У всех есть семьи — у меня, например, трое детей. Я должен позаботиться о своих близких, поэтому не могу себе позволить работать на энтузиазме. Понятно, что большинство эстрадных артистов поет под фонограмму «минус один».

— Вам так комфортно работать? 

— Пока происходит так, как позволяют обстоятельства. Но лучше всего мне работается с живым составом.

— Здесь есть человеческий фактор. Приходится слышать, что вот музыкант напился, не вышел на сцену… С вами такое случалось? 

— Мне посчастливилось. Нет, такого не может быть. Дело в том, что когда ты ставишь все это на денежные рельсы, складываются другие отношения. Тот коллектив, который был в Мирском замке, это люди, которые отдаются профессии с любовью. Если ты выйдешь на сцену в неподобающем состоянии, то как сможешь реагировать? К счастью, мне даже не пришлось об этом говорить с людьми: мы репетировали четыре месяца, все были в классном творческом трансе. Вот так хочется работать.

— Вопрос в деньгах? 

— К сожалению. Но мне сорок лет. Сейчас самое время для того, чтобы экспериментировать.

— Со стороны эксперимента не видно. 

— Стараемся. Я соглашусь, но понимаете… Теперь интернет впереди планеты всей, и честно скажу: с начала года начал углубляться в этот процесс и следить за тенденциями. Сейчас я понимаю, что немножко отстал. Нужно бежать вперед: мы пишем, выдаем новости, снимаем видео в Instagram. Это все круто. Сейчас открыли канал на YouTube, и я думаю, как это делать: может, попытаться обучиться вести видеоблог, купить себе пять камер, пойти на какие-то курсы… В Беларуси я не видел каких-то нормальных, практичных видеоблогов. А это как раз тот сегмент, в котором я смогу обрести нового слушателя или зрителя.

Три года я занимаюсь физкультурой. Не могу сказать, что прямо вообще ЗОЖевец, но увлекся тренировками, велосипедом, стараюсь умеренно питаться, ограничил себя в спиртном практически полностью. И понимаю, что мне это помогает. Я еду на велике, и меня узнают даже в шлеме. Ехал как-то по велодорожке на проспекте Победителей, сфоткал себя для Instagram, мол, всех буду рад видеть. Прошло совсем немного времени, меня догнали две девчонки: «Алексееееей!» А я в шлеме, меня узнать капец как сложно. «Можно сфоткаться с вами?» Это круто. Ты в теме вместе со всеми и понимаешь, что в тренде.

— Мода и тренды — это больше про молодежь. Это ведь не ваша целевая аудитория. 

— Давайте обратимся к видео, которое недавно было очень популярным: достаточно взрослый человек, который танцует зажигательный латиноамериканский танец. Все думают: боже, как в таком возрасте можно так танцевать? Естественно, мы будем смотреть на молодое поколение: они ведь такие продвинутые. Мы потихоньку идем за ними, обучаемся. Мне 40, я прекрасно себя ощущаю и понимаю, что впереди вся жизнь. Для мужчины это самый расцвет сил, и он может себя реализовать в разных ипостасях. Я себя пробую в качестве драматического актера: играю в СХТ. Для меня это вообще сумасшедший эксперимент. Это тоже определенный шаг к тому, чтобы познать себя.

— У многих артистов перезагрузка начинается с какой-то комичной ситуации. Вот Маликов написал свой знаменитый твит, и про него снова вспомнили. Или Солодуха… Пел свои два хита всех времен и народов и вдруг стал интересен молодежи как мем: то бабочкой порхает, то еще чего-нибудь отчебучит. Вы на такое способны? 

— Быть актером — это для меня тоже сумасшедший эксперимент.

— Для вас, но не для аудитории. 

— Для меня. Аудитория просто видит меня и познает в другой ипостаси. Я согласен на многие эксперименты, и попасть в число фриков для меня нормально. Пусть говорят. Говорят хорошо? Отлично. Говорят плохо? Прекрасно. Это дает больше возможностей вбить фамилию в поисковик, чтобы узнать, кто же я.

— Вроде бы Хлестова знают все, даже если не знакомы с его песнями. Но дело в том, что фамилии многих представителей белорусской эстрады приобрели отрицательную коннотацию. Часто слышишь: Хлестовы, Афанасьевы достали уже… 

— Я соглашусь. Есть такое мнение. Правда, не понимаю, чем это все мотивировано. Может, обозлились люди на что-то…

— На что? 

— Не знаю. Если бы мог сказать, то специально исключил бы пункт из списка, чтобы не провоцировать такие разговоры. Я готов приехать к каждому, у кого есть такое мнение. Одна из наших светских львиц заявила, что никогда даже за деньги не пойдет на белорусского артиста.

— Вероятно, вы что-то делаете не так.

— Нет. Я думаю, что в человеке что-то не так, раз он обобщает. Человек же не сказал конкретно про меня — значит, не во мне дело. Это равносильно тому, что я ни в коем случае не буду читать то, что вы написали. Просто артисты — более медийные и поэтому всегда под прицелом. Кого можно первым делом оплевать и вылить грязь? Человек открывает интернет, и ты тут же попадаешь под прицел. Вот одна из светских львиц так и поступила. Либо просто захотела обратить на себя внимание.

— Возможно, такое мнение бытует и потому, что белорусская эстрада звучит несовременно. 

— Возьмем песню, которая вышла у меня в апреле. Она называется «Наполовину». Композиция в совершенно современном стиле — это то, что сейчас звучит в Европе. Я стараюсь идти в ногу со временем.

— Но песни эти не на слуху. 

— На слуху.

— В моем понимании, на слуху песни Коржа, группы IOWA — они звучат везде. Мы же говорим не о нишевой музыке, а о поп-продукте.

— Да, я соглашусь. Это замечательные артисты, которые хорошо работают с сегментом от 12 до 25 лет. Понятно, что мы взрослые люди и нам нужно больше раскачиваться. Но я стараюсь, иду за ними, слежу за тем, что происходит в современной музыке. Приятным моментом для меня было, когда люди пригласили выступить на свадьбе и попросили обязательно спеть песню «Наполовину». Для меня это тоже показатель. Что касается IOWA и Коржа, им стоило уехать из страны, чтобы стать популярными. И правильно сделали: у них было время для рывка, и слава богу. Раньше я часто ездил в Москву, участвовал в кастингах, телепроектах, всю эту кухню прошел, но как-то не срасталось. Потом подписал контракт с одним из российских продюсеров. Работали с ним года четыре, но поняли, что не будем полезны друг другу. Любой артист хочет пробиться к более широкой аудитории, и я был бы рад, если бы у меня это получилось. Но в данный момент что-то не выходит. Не знаю, что именно. Время, место, возраст, звезды. В своей стране я нужен — есть публика, концерты… Но может, просто время не пришло. Нащупываю, что-то делаю.

— Но и концертов сейчас, наверное, стало поменьше? 

— Естественно. Экономическая ситуация в стране повлияла на все отрасли. Хорошо продаются только продукты и туалетная бумага.

— Да, вы же не просто так взялись за обсуждение рынка и российских коллег. С ними тяжело конкурировать? 

— Тяжело. Там огромное количество телевизионных шоу, эфиров… Согласитесь, производство артиста — это брендирование, бизнес-план, инвестиции. Я, например, экономически зависим только от того, что сам зарабатываю. На протяжении всей карьеры трачу деньги своей семьи. Инвесторы моего бизнеса — супруга и дети. А у наших российских и украинских коллег инвестиции идут извне, я даже боюсь представить их бюджеты. Предполагаю, что все пляшет от $200 тысяч и выше в год. Сколько я ни пробовал привлечь инвестиции, ничего не вышло.

— Время меняется. Народ устал от посредственностей и не пойдет на концерт унылого артиста даже при учете эфиров и жесткой ротации. Публика хочет чего-то яркого и неординарного. Вот вы с песнями о любви… В чем ваша уникальность? 

— Скажем так: я, наверное, один из тех артистов, который больше всего об этом поет и поет искренне. Может быть, это звучит банально, но влюбляются все.

Не знаю, в чем можно себя настолько проявить, чтобы люди сказали: все, я пойду на него. Песню не знаю, но выглядит опасно: пойду посмотреть, какой он в жизни. Я, конечно, сейчас заговорю об артистах с мировым именем, у которых всегда был свой слушатель, но возьмем, к примеру, Брайана Адамса. Сколько лет он поет рок-баллады о любви? Послушайте все его альбомы — это прекрасная, живая музыка с энергетикой. Давайте зададим вопрос: а где оригинальность? Но при этом он величайший музыкант. Все, что он делает, это круто. На его концерте во Дворце спорта я орал, наверное, громче всех, сорвал глотку. Если он будет приезжать даже 12 раз в году, я буду ходить на него. С одной стороны, я понимаю ваш вопрос. Но может, надо просто подтягивать свой сегмент? Еще раз скажу: я готов быть фриком. Вопрос в чем. Если это будет поддельный фрик, ничего не получится. Все должно быть искренним. Вот еще пример: Робби Уильямс. Я безумно влюблен в его творчество.

— Робби Уильямс делает шоу. 

— Да, и глядя на то шоу, которое он делает, хочется хотя бы на пару шагов приблизиться к этому уровню. Не знаю. Может быть, мне удастся дожить до того момента, когда мы сможем делать глобальные концертные шоу.

— Здесь ведь вопрос не только в деньгах, но еще и в свежих идеях, которые просто отсутствуют. 

— И здесь ваша правда. Но очень сложно обрести новую идею, когда у тебя вроде все есть. Это зона комфорта. Вот актерство было для меня выходом из зоны комфорта: 47 страниц прозы наизусть, и ты должен знать не только свой текст, но и опорные фразы партнеров. Буду искать и изучать дальше… У меня периодически спрашивают про переезд в другую страну. Мол, готовы ли начинать все сначала. Да, я готов начать заново в любой другой стране, если увижу перспективу. Если там меня кто-то нарисует концептуально другим, я буду готов к этим переменам. Я готов обучаться, следить за тенденциями. Курсы, уроки — все что угодно.

Я на сцене с 1990 года и еще подростком видел все, что здесь происходит. Александр Тиханович, Анатолий Ярмоленко — я всех их знал, когда был еще совсем пацаном. Это огромные трудяги: я видел их тогда и знаю, как они работают сейчас. Наверное, так и надо работать по энергетике, заряду — они всегда идут вперед. Они дедушки, но смотришь на них и думаешь: блин, надо тоже так.

— Но ведь это уже давно не про музыку. Вот дедушка Роберт Плант и сегодня записывает невероятный материал, который не стыдится включить подросток. Слушать Тихановича или Ярмоленко молодежь сегодня явно не станет. 

— Ну, надо зайти к ним на концерт и посмотреть на аудиторию. Это часть нашей культуры и творческой истории. Ты можешь увидеть людей, песни которых слушали наши родители. Отчасти я с вами согласен, но если их это устраивает и им комфортно, то все на своих местах.

— Думается, нашей стране не хватает задора. Вот все по нишам, все вроде деньги зарабатывают, а чего-то яркого категорически мало. Маленькая страна? Ну Исландия в десятки раз меньше, но посмотрите, что творят эти люди!

— Да, это невероятные ощущения. Это национальное единение, и я согласен, что энергетики и задора не хватает. Где его брать? Надо исследовать, надо изучать вопрос. Чтобы меньше было таких светских львиц, которые высказываются про белорусский продукт.

— Они имеют на это полное право. Мнение этих светских львиц нужно менять, получается. 

— Нужно менять светских львиц. Это будет самое правильное решение, если они так высказываются про белорусский продукт. Езжайте туда, где вам комфортно, и любите других. Если тебе здесь ничего не нравится, все двери открыты. Я тоже вправе это сказать. Welcome, на выход.

Электровеники в каталоге Onliner.by

Читайте также:

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by