В начале нового столетия когнитивный диссонанс стал верным спутником нормальных сознательных граждан. Если видишь грустную девочку со следами множественных порезов на запястьях, это еще не значит, что она несколько десятков раз пыталась покончить с собой, — возможно, она просто эмо и мир для нее уже не мир. Или парень, который будто бы в приступе невиданной доселе хвори изгибается на танцполе, на самом деле абсолютно здоров и всего лишь танцует тектоник. Мы узнали много нового про таинственный мир молодежных субкультур. Onliner.by предлагает вспомнить «эпидемии», которые бушевали в Беларуси в «нулевых».
В начале века мы уже имели под рукой интернет, достаточно шустрый для того, чтобы вести о всяческих причудах из наиболее прогрессивных уголков земного шара доходили до нас хотя бы с небольшим опозданием. Потом ожесточенно и упорно искали подручные средства, необходимые для создания образов, и превращались в самых модных ребят на районе.
* * *
Однажды до достаточно скромных по набору телодвижений белорусских дискотек, где любой самоотверженный танец воспринимался как признак изрядного алкогольного опьянения, добрался тектоник. Это позже мы узнали, что за «взрывным» названием танца скрывается уже не первый год культивировавшийся где-то далеко в Париже стиль. Если вкратце, то несколько молодых ребят в пригороде французской столицы решили устроить серию вечеринок «не для всех». Успехом там пользовалась бельгийская электронная музыка, с которой сочетался танцевальный стиль Jumpstyle: ребята прыгали, попеременно двигая ногами взад-вперед в такт басов. В общем, выглядело это достаточно чудно́.
Когда несколько видоизмененный под напором необузданной юношеской фантазии тектоник ворвался на белорусские танцполы, добравшись (что бывает не так часто) до самых удаленных уголков страны, общественность ахнула.
Кто-то поначалу порывался сбегать за врачами и спасти забившегося в конвульсиях танцпола, кто-то с завистью наблюдал за полными самоотверженности и самолюбования телодвижениями. Тектоник в полном соответствии со своим названием взрывал дискотеки, а у молодого человека, обучившегося премудростям заморского танца, было намного больше шансов и обаять прекрасную незнакомку, и получить по «щам» от компании завистников.
Считалось, что истинные приверженцы стиля носят обувь «буффало», белые перчатки и держат во рту соску. Но для наших реалий это было бы слишком смело и вызывающе, поэтому все ограничивалось продукцией торговой марки Tecktonik, которую создали те самые ушлые ребята из пригорода Парижа. Очень быстро тектоник благодаря стараниям отчаянных танцоров, змеями извивавшихся на танцполах больших и малых городов, превратился в карикатуру, а затем и вовсе стал чем-то очень постыдным.
* * *
Но музыка играла недолго. И спустя пять лет в Беларусь огромной жабой, квакающей на разные голоса, допрыгал дабстеп. Иконой прогрессивной и не очень молодежи сделался Skrillex, а танцполы заполнили ломаные, волнообразные ритмы, резкие механические звуки, словно начали сбываться пророчества, продемонстрированные нам в киноленте «Терминатор».
Мы, как всегда, опоздали. Дабстеп, появившийся в начале «нулевых», сперва трудно было назвать коммерческой музыкой. Наоборот, мрачную, депрессивную электронику делали люди, которые предпочитали оставаться в тени своих псевдонимов и старались всячески уберечь свое творчество от тиражирования. Впрочем, к середине «нулевых» на стиль обратили внимание крупные лейблы, звучание дабстепа стало агрессивнее и постепенно превратилось в пресловутую «квакушку». Хотя местами все это выглядело достаточно заманчиво.
Прошло немного времени, и дабстеп был слышен отовсюду: даже на государственных мероприятиях начали использовать характерные вставки, отдавая дань молодежной моде. Казалось, что танцевать под эту музыку невозможно, однако человек увлеченный не ищет легких путей, и дискотеки быстро заполнились «роботизированными» трюкачами. Впрочем, вскоре мода на дабстеп так же, как и в случае с тектоником, стала поводом для многочисленных шуток.
* * *
Пока завсегдатаи увеселительных заведений корчились в попытках сымитировать любимый танец, рядом тихонько грустили черно-розовые мальчики и девочки. Да, все верно, их называли эмо. Это самое грустное, что случалось на территории суверенной Беларуси с молодежью, вдруг решившей, что «мир уже умер». Эта фраза стала своего рода девизом эмо-кидов, которые угрюмо слонялись по улицам, поправляя щекочущую ноздри кривую челочку и с ностальгией осматривая покрытые порезами запястья.
Идентифицировать эмо-кида в городе не составляло большого труда: обилие черного и розового цветов в одежде, косая челка, пирсинг, узкие брючки и почтальонская сумка через плечо, увешанная десятками значков. При этом ребята были совершенно безобидны для окружающего мира и представляли намного больше опасности для самих себя, чем для окружающих. В Беларуси эмо как грибы выросли в 2005 году, хотя музыкальный стиль, подаривший миру субкультуру, появился гораздо раньше: в середине восьмидесятых в Вашингтоне сформировался эмо-кор как подвид хардкора. Позже он смешался с более мейнстримовыми стилями и в «нулевых» достиг своего коммерческого пика, а эмо-атрибутика продавалась на каждом углу. Значки с надписями «Слишком много боли для меня», майки характерной цветовой гаммы, кеды и сумки-почтальонки — все эти вещи сделались одним сплошным мемом, а слово «эмочга» прочно вошло в обиход особенно саркастично настроенных интернет-пользователей.
Эмо пропали с белорусских улиц неожиданно, как последствия циклона Даниелла. То ли дети стали старше, то ли боль прошла, а жизнь заиграла новыми красками.
* * *
А следом по столичным проспектам начали гордо выхаживать первые минские хипстеры: началась мода на инди-рок. Это сейчас мы уже перестали понимать, кого из обладателей буйной растительности на подбородке стоит обзывать хипстером, а кто просто редко берет в руки бритву и методично избегает барбершопов. А лет десять назад хипстер плотно ассоциировался с очередной волной британской музыки и имел непременную стрижку под «битлов», с разбега заскакивал в узкие брючки-дудочки и выискивал в интернет-магазинах винтажные пальто. А выражение «делать луки» прочно вошло в обиход всякого модника.
Слово «винтаж» манило столичных ребят не меньше, чем заморский термин «инди». Приставка «инди» была всюду: вся рок-музыка, которую не испортил своим вмешательством канал MTV, вся одежда, в которой не было признаков присутствия крупных брендов, непременно сопровождалась сокращением слова independent. Сама формулировка появилась задолго до вторжения первых белорусских хипстеров: ее приклеили к группам, которые не зависели от крупных лейблов. В общем, весь музыкальный «крафт» условно можно было проименовать именно «инди». И, как можно догадаться, быстро превратилась в карикатуру.
Так называемые инди-группы в Беларуси (хотя сложно себе представить в Беларуси не инди-группы) начали расти как грибы, а ребята в скинни-джинсах вскоре перестали считаться подозрительными. Белорусская группа The Toobes, участников которой мигом окрестили хипстерами, даже иронично озаглавили свой мини-альбом Indie Who Indie. Мода на инди быстро прошла, а вот местный хипстер превратился в существо мифическое: то ли он есть, то ли его никогда и не было.
Читайте также:
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by