История одного распределения: «Мне достаточно было поработать в НАН и школе Заводского района, чтобы понять: хочу стать „айтишником“»
«Родители с детства внушали мне: нужно учиться на отлично, чтобы в будущем хорошо зарабатывать, — вспоминает Сергей. — Было бы неплохо, если бы они при этом подсказали, какая сфера деятельности при наличии отличных отметок способна обеспечить достойную жизнь. Мои золотая медаль, красный диплом, почетное распределение в Академию наук и энтузиазм исследователя столкнулись с суровой правдой расчетного листа: на $100 в месяц можно прокормить разве что лабораторных крыс. Но и их в нашей лаборатории не было». Парень, приехавший в столицу из Бреста, рассказал Onliner.by о специфике своего распределения.
У Сергея все начиналось с перспектив: лингвистический класс гимназии, отличное владение иностранными языками (английский и немецкий), Международный экологический университет имени Сахарова с многообещающей специальностью «радиобиолог», параллельная учеба в БГЭУ на факультете международной экономики. Гранит науки был для него скорее попкорном — знания давались легко, без особых усилий. Еще будучи студентом третьего курса, по рекомендации одного из преподавателей он стал работать в Академии наук — Институте биоорганической химии. «Мы вели исследования в области окислительной системы печени. Фактически это наука на субклеточном уровне, — поясняет Сергей. — Простым языком: в пробирках с питательной средой болтаются отдельные участки цепи ДНК вперемешку с бактериями. Их не разглядишь под микроскопом, просто знаешь, что они там есть. Настоящая магия для непосвященных. Наверное, трудно себе представить людей, помешанных не на „Сумерках“ или новых BMW, а на белке́ и его выделении. Была у нас интересная парочка: Леночка и Вадик. Прибегают они как-то после Нового года, лица раскрасневшиеся, довольные, и прямо с порога девушка заявляет: „Мы с Вадиком за праздники 50 микрограмм белка наработали!“ Достижения Леночки и Вадика утонули в море пошлых намеков непосвященных друзей. Коллеги же достижение оценили».
«Со стороны мы, возможно, и казались сущими психами со своим белком и необходимостью его добывать, — рассказывает молодой человек. — Инсулин — это тоже белок, настоящая золотая жила для микробиологов. Помню, в этот период жизни моя голова была постоянно забита целым набором нецензурных претензий к микробам. Наверное, мы даже больше говорили с микробами, чем с коллегами. Плюс еще было требование начальства прочитывать перед сном минимум 10 научных статей на иностранном языке».
«Как бы это ни выглядело со стороны, работа была очень интересная. Но посвятить этому жизнь можно лишь в том случае, если твой папа — Рокфеллер. На исследования и открытия нужны деньги. Даже если выбьешь грант под свой проект, система построена таким образом, что финансы придется распределять на всю лабораторию, а отчитываться по результатам — в одиночку, — говорит ученый. — Да и потом, когда я наконец снял розовые очки, увидел, что мои старшие коллеги проживают в общежитиях, ездят на метро и копят на зимние сапоги. Однако красный диплом привел меня прямиком в Институт радиобиологии — возрождать Минскую лабораторию, которую в лихие девяностые закрыли, оставив только одну в Гомеле».
«Нас было всего четверо: две дамы занимались производством БАДов, зарабатывая деньги на их продаже, — раскрывает секреты своей работы Сергей. — Ну а мне предстояло заниматься фундаментальной наукой: исследовать воздействие ионизирующего (радиационного) и неионизирующего (например, от мобильников и электроприборов) излучения на работу клеток крови. Дело в том, что недалеко от Вилейки расположена российская радиолокационная станция слежения за передвижением подводных судов. Похожая, только предназначенная для слежения за воздушными перемещениями, находится недалеко от Березы. Моей задачей было воссоздать аналогичные условия излучения в лаборатории и провести опыты на крысах. Проблема была в том, что у нас не было ни оборудования, ни крыс. Обещали и проекты, и гранты, но отремонтированное здание лаборатории оставалось пустующим. В итоге, когда литература по делу была мною прочитана и все возможные подготовительные работы выполнены, ситуация так и не изменилась. В то время мне платили $100 в месяц. Последней каплей стало то, что директор лаборатории поручил мне самому добыть этих чертовых крыс: „Только бесплатных — все должно быть правильно и по документам“. Так как помойные грызуны или хвостатые с рынка для нашей цели не подходили, нужно было выпросить их в питомнике. В одном даже согласились. До сих пор помню тот разговор:
—Нашей лаборатории нужны крысы, самцы 10 или 11 месяцев.— Конечно, — обнадеживают меня в питомнике, — мы будем рады помочь.
— И когда мы можем надеяться их получить?
— Через 10—11 месяцев, разумеется, — равнодушно отвечает моя собеседница.
Следующие 10 месяцев без крыс казались мне явлением апокалипсиса. И это же навело на мысль перераспределиться».
* * *
«Тогда работа в школе учителем химии и биологии казалась мне пределом мечтаний молодого специалиста: зарплата $250 и 18 часов учебной нагрузки в неделю (против 40 в лаборатории), — делится мыслями тех времен Сергей. — Конечно, предполагались еще 18 часов на подготовку к занятиям, но я посвящал это время написанию контрольных и дипломных работ по любым предметам вплоть до гидродинамики — на продажу, естественно. Школьная программа по сравнению с университетской грамотой — семечки. Можно даже учебник не открывать».
«Не стану углубляться в подробности моего увольнения из НАН, скажу только, что новую работу нашел за день (на сайте Мингорисполкома всегда полно унылейших вакансий), — улыбается парень. — В двух школах отказали из-за отсутствия у меня педагогического опыта, в Заводском же районе очень требовались учителя. В итоге устроился в школу на улице Ангарской — директор показалась весьма разумной женщиной. Я взял в качестве дополнительной нагрузки часы факультативов — готовил детей к олимпиадам и поступлению, в основном в ПТУ, мог даже отработки назначить».
«Мне достались седьмые и девятые классы. Проще всего готовить к олимпиадам младших детей. Покажешь им парочку по-настоящему интересных опытов — и они захватываются предметом, уже не буйствуют на уроках, а сами бегут на допзанятия, — говорит Сергей. — Ученики, конечно, испытывали мои нервы на прочность: прятали за шкафом беспрестанно звонящий телефон, топали ногами, чтобы сорвать урок, посылали нецензурно. Некоторые подростки устраивали и личные нападки: „Да мой брат!.. Он вышел из тюрьмы! Он придет и убьет тебя!“ — „Скажи ему, чтобы заходил в обеденный перерыв, — отвечал я наглому семикласснику. — Вечером я ради твоего брата в школу не поеду“».
«Подобная спокойная реакция, как показал опыт, лучше всего действует даже на самых непокорных детей. Мужчин-предметников в нашей школе было трое плюс трудовик, помешанный на ЗОЖ, и его антипод — физрук. Один из мужчин вел русский язык. На его уроках был ад и холокост: он обзывал детей, они обзывали его (хотя тот и вел предмет отлично). Этакая линия защиты. А со спокойным молодым преподавателем белорусского дети не конфликтовали. В общем-то, именно у него я позаимствовал линию поведения, а у своей молодой коллеги — учителя химии — внешнее равнодушие. Мол, как хотите, ребята, но для меня это просто работа, а для вас — будущее, ничего личного, — рассказывает молодой человек. — Хотя реально равнодушным я быть не мог. По той простой причине, что вообще хожу в эту школу. Меня просто бесит ничего не делать. Какой смысл просыпаться по утрам, ехать через весь город, чтобы потом бесполезно проводить свое время? В таком случае лично для меня приятнее было бы посмотреть футбол на диване с бутылкой пива. Хотелось, чтобы малолетние хулиганы выучили хотя бы самое необходимое и практически применимое из моего курса. Например, 10 кислот. На одном из уроков я ставил каждому столько баллов, сколько кислот он назовет. Сначала вызывал тех, кто учится лучше, а потом по убывающей. Вы думаете, последний двоечник додумается записать все вышеназванные кислоты и получит десятку? Ничего подобного. Последний назовет 3 или 2. Но сообразительность уважал: через минут 5 после начала контрольной просил отложить работы и ручки и встать. Тут же с колен на пол сыпался вспомогательный материал. У тех, кто догадался положить „шпоры“ так, чтобы они не выпали при досмотре, не забирал. Не обыскивать же их».
Можно задаться вопросом: зачем эти драконовские меры? Сергей уверяет, что ему было интересно увидеть какой-то прогресс.
«Нашел пособие, из которого можно было задания вырезать лично для каждого.
— А сколько вариантов? — сразу интересуются дети.— Ровно тридцать!
— Да ладно, Сергей Владимирович!
Через какое-то время класс понимает: вариантов действительно 30. По кабинету расползается негодующий шепот. Самые смелые возмущенно спрашивают у меня: „А как же нам списать?!“ Вариантов много, а заданий от силы 7—8, достаточно сверить. Но 30 вариантов так и остались моим проверочным триумфом. Сверить не догадались, зато один ученик пытался сдать не свой вариант. Его работу я показал классу:
— Этот человек пытался мне солгать, хотел обмануть своих товарищей. Все согласны, что его должно постичь законное возмездие? — с пафосом воззвал я к справедливости.— Да! — к моему удивлению хором ответили дети.
Рисую в журнале жирный ноль. Жирный для того, чтобы единицу не пририсовали».
Среди учеников школы Заводского района Сергею особенно запомнился чернокожий девятиклассник: «Суетливый, как обезьянка, плохого ничего не делал, только вот любил посреди урока выкрикивать фашистские лозунги и вскидывать руку в известном жесте. Другие дети всегда на это реагировали совсем не политкорректно: „Закрой свою черную пещеру!“»
«Вероятно, самое сложное в моей работе было заставить учиться тех, кто этого совсем не желает. Редко в учебниках упоминается, какую практическую пользу можно извлечь из тех или иных знаний. А это, как показал мой опыт, сильно способствует запоминанию. Все началось с „растворимости газов“, — вспоминает парень. — Я уже и так и этак пытался объяснить, а до них все равно не доходило. Помню, уже в сердцах сказал: „Не на пиве же объяснять!“ И тут класс загалдел: „Пожалуйста, Сергей Владимирович!“ — „Суть состоит в том, что твердые тела и жидкости лучше растворяются при повышении температуры, а с газами все наоборот. Идешь с девушкой и покупаешь пиво в ларьке, который на солнышке стоит. Открываешь, а нерастворенные газы выходят наружу, и полбутылки — на ее новых джинсах. А если прогуляться до «Байкальского», где пиво в холодильниках стоит, то газы в нем уже растворились“. Такая практическая химия нравилась моим ученикам».
«Были классы с откровенно неблагополучными детьми. Не то чтобы они росли в каких-то асоциальных семьях, просто в некоторых школах есть практика сгонять всех двоечников в один класс. Такие боялись одного: остаться на второй год. Достучаться до них можно было лишь в конце четверти, угроза годовой двойки рано или поздно (в зависимости от строптивости) заставляла этих бездельников проявить хоть какую-то инициативу в учебе. Многого не требовал, скорее, ждал, пока ребенок перестанет мне угрожать, закатывать истерики и бойкотировать занятия», — рассказывает Сергей.
«С моей коллегой и вовсе произошла неприятная история: старшеклассники начали учительнице угрожать: мол, мы знаем, где учится ваша 10-летняя дочь, выследим вашего ребенка. Конечно, эта проблема решилась, но все же. Нельзя назвать этих детей плохими или глупыми, ни в коем разе. Все они, даже разгильдяи, были похожи на меня и моих одноклассников в этом возрасте, — делится молодой человек. — И разница состоит лишь в том, насколько родители участвуют в жизни детей. Помогают, контролируют — выходит паинька, отличник-хорошист. И наоборот. Большинство детей проживали в общежитиях и даже в соседних комнатах. Их родители вместе работали на МАЗе. Треть воспитывались в неполных семьях, где матери тяжело работали в разные смены. Это тоже накладывает отпечаток. Были, конечно, единицы, которые не варились в этом „котле“ — дети тех же коммерсантов из частного сектора».
* * *
«Подходил к концу срок моего распределения, я понял, что пора осваивать что-то другое. Больше не стану работать на белорусский рынок, будь то товары или услуги. Как раз пришло время разбираться с военкоматом, я подал документы в БГУИР. В следующем году я получу третий диплом о высшем образовании. Заодно решил окончательно уйти в IT. В этой работе нужна практика и самообразование. Всего за год работы мой доход вырос в несколько раз. Полагаю, это не предел», — заключает Сергей.
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. db@onliner.by
