Не устал. История 84-летнего крановщика, который всю жизнь работал и не видит повода останавливаться

 
16 декабря 2015 в 8:00
Автор: Андрей Рудь. Фото: Глеб Фролов
Автор: Андрей Рудь. Фото: Глеб Фролов

Павел Киринский ни разу в жизни не сидел в теплом офисе и понятия не имеет, для чего нужны комментарии в интернете. Он работает на автокране и утверждает, что может руками поменять колесо своего МАЗа. Этому человеку 84 года, и единственное, чего он боится, — это пенсия. Не так боялся в 11 лет идти с поломанной противотанковой миной на немецкий поезд. Не паниковал, когда получил осколок в лицо. Не разбирается, в каких местах надо нынче страдать и делать скорбное лицо. На фоне этого человека наши тепличные невзгоды как-то вообще не смотрятся.

В школе нам все уши прожужжали рассказами про пионеров-героев. И не то чтобы безрезультатно — некоторое время мы мечтали взорвать каких-нибудь врагов и себя последней гранатой. Пропагандисты потрудились нормально. Потом немного отпустило, истории эти стали восприниматься именно как легенды из параллельной вселенной. Но что-то же явно было…

Мы сидим в кабине канареечного МАЗа как цари. Снаружи ветер и международная напряженность, но пока мы внутри, нам ничто не угрожает. Строительная организация, в которой испокон веку трудится Киринский, строит в деревне под Петриковом «объект». Заказ частный, объект уже красивый, кран еще красивее — переливается на солнце.

У Павла Киринского в трудовой книжке 60 лет значится одно место — «Мозырьсельстрой». Богатств пока не заработал. Зато есть квартира в райцентре, куча грамот и «Жигули» от Брежнева.

— Я с детства как начал работать, так с тех пор и не останавливался, — такая вот у Киринского сложилась привычка. Кто-то привык петь в ванной, кто-то — ногти грызть, а он — работать. Необычно.

— У меня 14 братьев и сестер родилось, из них 8 умерло, — без видимых эмоций сообщает хозяин крана. — Тогда с этим просто было: кто выжил — тот выжил.

Зато уж он-то получился чрезвычайно живуч. В детстве был низкий и очень широкий, коренастый. А вместо способности бояться там, где надо бы бояться, природа насыпала любопытства. Помнит конец тридцатых, школу-семилетку в Козенках, в которой успел отучиться четыре класса, потом как-то резко — сразу аэропланы, стреляющие по крышам. Когда началась война, Павлу Киринскому было 11 лет.

— Смотрим: летят самолеты, штук шесть, с двойными крыльями такие, как кукурузники, — что-то он помнит, что-то, возможно, дорисовала детская фантазия. — Мы любуемся. Закружились они над военным городком, что у деревни располагался. Там кавалерийская часть стояла. Не бомбили, просто летали по кругу и из пулеметов стреляли. Нет, никто из нас не прятался, не разбегался: интересно же. Мы-то в деревне, а городок — как от нас до леса вон того. Было слышно, как оно по крышам ляпает.

Киринский не научился придавать голосу трагические и героические интонации, как требуется в рассказах про войну. Получается как-то неторжественно.

Отец и старший брат сразу ушли на войну. Деревенским комсомольцам кто-то подсказал рыть в откосах ямы, чтобы было где прятаться, когда немцы придут. Почему именно ямы, так никто и не понял. Накопать накопали, но никто в результате туда не лазил. Скрывались по-другому.

— Первые прибыли не немцы, а чехи. Поездом приехали вместе с техникой: там же железная дорога. Сразу заселились в военный городок, откуда наши ушли. Первое время мы их боялись, а потом свыклись: вроде люди как люди. Ходили себе по Козенкам, меняли сигареты на яйца. Потом мы стали бегать в военный городок — так еще и давали нам что-нибудь.

Чехов сменили немцы. Эти вели себя иначе.

— То кабана заберут у кого, то корову, — глазами 11-летнего пионера различия в оккупантах были видны вполне отчетливо. — Но в одном из домов поселился какой-то не то генерал, не то комендант. И люди стали ходить к нему жаловаться. Он, как ни странно, садился в машину, ехал, отнимал эту корову. Но так только первое время было, потом немцы озверели. По домам ходили, все искали кого-то. Видел, как женщину нашу, козенскую, убили. Посадили на забор… 

Ночью по домам ходили другие гости.

— У нас-то из деревни особо и некому было в партизаны идти: все взрослые на фронте, только пацаны остались. Но мы в лесу и не нужны были. Тем, которые ночью приходили, надо было знать, что мы видели, в каком доме есть чужие, кто кем у немцев работает и так далее. Иногда передать что-то надо было… К нам домой пришел капитан, уже не помню фамилию, но после войны я видел его. Сказал, мол, есть задание, пойдешь ты и Ваня Сузько… Мать? А что мать? Поплачет и все.

Вообще-то, рассказ про этот эпизод оставляет кучу вопросов. Но рассчитывать на иные подробности теперь сложно: слишком мало лет было тогда участникам событий, слишком много времени прошло. И совсем не осталось свидетелей.

Судя по описанию Киринского, им выдали противотанковую мину без штатного взрывателя. Чтобы как-то сработала, взрослые приделали детонатор с огнепроводным шнуром. Велели в этот день гнать коров к деревне Матрунки: была информация, что пойдет поезд с техникой. Мину тащил в мешке Иван Сузько, который, по воспоминаниям Киринского, был на год или два старше. Ваня разгреб гравий, засунул эту «сковороду» под рельс.

— Капитан тот объяснил Сузько, как с этой миной обращаться, я ее не особо касался. А моей задачей было сидеть в кустах метрах в сорока (теперь-то там лес) и поджечь шнур. И так мы попали, что сразу этот поезд показался. Я хорошо помню, что перед паровозом был пустой открытый вагон. В нем никого не было, не так, как в кино показывают. Ваня махнул рукой, я подпалил, — впервые заметно, что невозмутимый крановщик волнуется.

— Нет, тогда-то я был совершенно спокоен, руки не тряслись. Но я не думал, что этот шнур так быстро горит. Как рвануло! Я оглох почти. Ни дыма, ни пыли особой не было, только воздух будто потемнел. Вот тогда в кустах до меня дошло, как бывает страшно. Не до геройства стало. Вагон передний с рельсов свалился, повис на сцепке. Ни стрельбы, ничего не было, из поезда ни одна душа наружу не вылезла. Он потихоньку-потихоньку поехал назад… А Ивана я с того момента не видел — по сей день не знаю, куда он делся. В момент взрыва на насыпи был. Как может человек так исчезнуть? Не нашли ни пуговицы, ни кусочка… Я забрал коров, которых мы оставили за кустами, да погнал в деревню. Рассказал его матери, что произошло. Голосила, конечно.

Случай с поездом в известных нам официальных источниках не фигурирует. Как и миллион других эпизодов войны, о которых никто никогда не узнает.

— Вы смотрите, как бы фотографа вашего собаки не съели, — спохватывается Павел Константинович.

— Да лишь бы он их не съел… Расскажите, наградили вас тогда?

— Ну, через пару дней зашел тот капитан, сказал: «Молодцы». Но мать больше к дороге не пускала: убьют, мол… Нет, шрам этот не оттуда. Это уже когда немцев прогнали, мы с пацанами ножик красивый в лесу нашли. И предупреждали же нас: не трогать ничего, заминировано может быть. Вот и рвануло. Но кость не пробило, ничего страшного.

— Я-то что, — скромничает 84-летний крановщик, — вот отец мой! Он поучаствовал, считай, в пяти войнах. Гражданскую отвоевал, потом были финская кампания, Маньчжурия, потом Великая Отечественная от начала до конца, потом снова с японцами. И жив остался, до 98 лет прожил. Да я уверен, что и сейчас был бы жив. Но хата загорелась, он пламя вдохнул.

Война — только небольшая часть бурной истории Киринского. Потом были колхоз, учеба в ФЗО, первый допотопный экскаватор, четыре года срочной службы на Балтийском флоте (кстати, служил с Рыгором Бородулиным, тот был коком). Из Латвии привез на родину жену — одну раз и навсегда. Раз и навсегда устроился в родной «Мозырьсельстрой». Родина щедро платила грамотами и трудовыми медалями.

— Даже на Героя соцтруда меня представляли, но Брежнев не утвердил, я ж не был членом партии. Зато написал: «Выдать машину вне очереди». Эти «Жигули», кстати, я получил только в 1991 году. До сих пор на ходу.

Есть трехкомнатная квартира, да некому теперь там жить. Павел Константинович грустнеет. Ровно год назад он овдовел. Поддерживать интерес к жизни помогают внучки.

— До сих пор могу сам колесо поменять, — на секунду нам кажется, что он сейчас так и сделает, просто в рамках показательной программы. Нет, на этот раз не стал.

Павел Киринский продолжает удивлять врачей, упорно вписываясь в параметры медкомиссий. Он способен приземлить груз с миллиметровой точностью. А желанием работать может поделиться с десятком людей помоложе.

Читайте также:

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by