Дозиметр врать не умеет. Мы проверили радиоактивность после пожаров в чернобыльской зоне

Пожары под ЧАЭС встревожили многих. Самые возбудимые где-то нашли и теперь рассылают в разные стороны инструкцию о выживании. Те, кто не занят этим спамом, пересказывают друг другу про «бумагу», которая пришла в садики: мол, велено отменить прогулки на улице. Бумагу никто не видел, но «Людка сама слышала». Главное, у людей есть беспроигрышный довод: «В 1986-м тоже было „все нормально“». Поэтому мы взяли приличный (не бытовой) дозиметр и побывали в разных точках Гомеля.

В Институте радиологии наше предложение прокатиться с прибором по городу восприняли без особого удивления. У сотрудников тоже есть родственники, которые в последние сутки также приноровились приносить домой самую разную информацию.

Здание института на Федюнинского, 16, украшено большим табло. Кроме времени и температуры, на нем, конечно, отображается и уровень радиации. Сотрудники говорят, уже много лет его колебания крайне незначительны. В последние дни тоже ничего нового не произошло. В данном случае показания в микрорентгенах в час. Этот прибор тоже нельзя считать слишком точным: фактически на экран выведены показания бытового дозиметра. Но общее представление он дает.

Под табло суетится пес Изя (полное имя — Изотоп). Этот Изотоп остался в наследство от какой-то закрывшейся частной автостоянки, находившейся неподалеку. Изя тяготеет к науке, уходить от института не собирается. Говорят, если забрать домой, привязать к будке — вернется и будку притащит.

Заведующий лабораторией Андрей Кухтевич вооружен отечественным дозиметром-радиометром МКС-АТ1117М предприятия «Атомтех», а также бытовым дозиметром этой же фирмы — заодно проверим и его состоятельность. Замерять мы будем мощность эквивалентной дозы гамма-излучения. Первым делом включаем приборы у входа в институт.

— 0,054 микрозиверта в час — показывает цифры Кухтевич. — Это естественный фон, он может «играть» до 0,15.

Маленький дозиметр показывает немного меньше, но там и погрешность больше. Изя, распихивая всех, старается взглянуть на дисплей, узнать, что это мы там записываем: он тоже встревожен слухами, власти явно что-то скрывают. Но не достает.

— Так, может, у вас дозиметр специальный для таких случаев, неработающий?

— Точно, — подтверждает Кухтевич. — И цифры фломастером нарисованы… На самом деле этот прибор должен раз в год проходить поверку, после чего на него наносится специальная голографическая наклейка.

«Подкрутить» ничего невозможно, надавить авторитетом тоже не получается — дозиметр угрюмо режет правду-матку.

Направляемся на северную окраину города, в район аэропорта. Периодически из-за низкого излучения прибор самовольно перескакивает с микрозивертов на нано-, требуется добавлять нули. На открытом пространстве показания колеблются между 0,08 и 0,1 мкЗв/ч. Сенсации пока что-то не видать.

Следующая остановка — в центре города. Рядом цирк, стадион, неподалеку вокзал и горисполком.

— Панику бы не поднять… — беспокоится специалист, включая свой прибор у танка на площади Восстания.

Зато дозиметр совершенно спокоен — не дотягивает до 0,1 мкЗв/ч.

Кстати, Кухтевич объяснил, почему полагается производить замеры в метре от земли. Оказывается, так принято делать потому, что примерно на этой высоте находятся детородные органы, которые наиболее восприимчивы к радиации.

Уже без особой надежды на успех отправляемся в излюбленное место отдыха гомельчан — дворцово-парковый комплекс. Здесь тоже все в норме.

Мимо нас, слегка косясь, проходит делегация молодоженов. Фотограф обильно декорированный огромными объективами, задерживается:

— Скажите честно: что там?

— Все нормально, обычный фон, — Кухтевич показывает дисплей, на нем 0,07 мкЗв/ч.

— Вообще-то, над водой бессмысленно делать замеры, — к нашей идее сходить еще на мост через Сож сотрудник института относится без восторга.

Но это красиво! Хоть и бесполезно.

На площади Ленина — 0,11 мкЗв/ч. Тоже далековато до предельно допустимого показателя (0,5 мкЗв/ч).

— Обычно на таких открытых пространствах показания немного выше, чем, допустим, в лесу или в парке, — комментирует заведующий лабораторией.

Вообще-то, считается, что в случае превышения допустимых уровней прибор должен издать какой-то сигнал.

— А вы его вообще слышали хоть раз, сигнал этот?

— Конечно. В Полесском государственном радиационно-экологическом заповеднике, в 30-километровой зоне АЭС.

Едем в Новобелицкий район. Здесь обязательно должно что-то быть, ведь это юг, до Украины рукой подать! Но упрямому устройству МКС-АТ1117М хоть кол на голове теши: 0,05—0,08 мкЗв/ч.

«Гомельские Альпы» на западной окраине города безмолвны и строги. Эти кучи фосфогипса у химзавода копились десятилетиями и теперь являются одной из местных достопримечательностей. Кухтевич смотрит на дисплей слегка удивленно:

— Казалось бы, если что-то и выпадало, то должно было выпасть здесь, на открытом пространстве…

Но и в метре от земли, и в траве получается меньше всего. Пока только 0,04 мкЗв/ч.

* * *

Слухи — мощное «СМИ». Возможно, самое мощное. И регистрировать не надо — удобно. Опять же паникеры тоже чем-то должны питаться.

И тем не менее пожар в зоне отчуждения не выдумка. Нам много рассказывали, как опасен огонь в таких местах. Очевидно, в воздух с дымом что-то же должно было подняться — и где оно? И наши, и украинцы в один голос твердят: уровень радиации стабильный.

— Там был в основном верховой пожар, тогда как до 80% радионуклидов скопилось в подстилке и грунте, — просто объяснил этот феномен заместитель директора Института радиологии Александр Подоляк.

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. vv@onliner.by