«Если мы лечим от пивного алкоголизма, значит, он существует». Репортаж из центра, где кодируются белорусы
Неприятно, но факт: в каждой белорусской семье есть хотя бы один пьющий родственник. Официальные цифры — 7% всех совершеннолетних мужчин в нашей стране наблюдаются у врачей-наркологов — очень условно описывают реальное положение вещей. Ведь сколько еще белорусов пьют «втихую», с молчаливо-отчаянного согласия их жен, многие из которых, кстати, на самом деле являются не терпеливыми праведницами, а пациентками с диагнозом «созависимость»… Onliner.by побывал в Минском областном клиническом центре «Психиатрия-наркология» и своими глазами увидел и услышал истории тех, кто пытается вернуться к жизни, оказавшись на самом дне.
Диме 28 лет. Последние 18 из них он предпочел бы забыть. И все же согласился рассказать свою историю журналистам. «Я сейчас очень волнуюсь, поэтому может выйти нескладно», — честно предупредил парень.
— Я начал употреблять лет с 10. Сначала это были летучие вещества, например клей. Лет в 15 я перешел на алкоголь. Долгое время, почти 10 лет, я прожил с девушкой, у нас родился сын. В итоге мы расстались. Она не могла терпеть мой образ жизни, мои запои. Ей надоело, и она ушла. После этого я стал пить еще больше, начал воровать, — не без волнения признается Дима.
Кражи на складе привели к полутора годам исправительных работ, которые вскоре заменили на более строгую домашнюю «химию». Дима пил все больше и больше. Устраивался на работу, уходил в запой, увольнялся. Четыре трудовые книжки, в каждой по семь записей… Парню приходилось врать очередному работодателю, что трудовая потеряна, чтобы избежать лишних вопросов. Кроме алкоголя, в ход шли таблетки, марихуана, спайсы, клей. Единственная черта, которую Дима не переступил, — это героин и другие внутривенные наркотики. В 26 лет парень попал в ЛТП.
— Расшифровывается ЛТП как лечебно-трудовой профилакторий, но порядки там как на зоне. 80% сидевших навязывают свои понятия, а остальные 20% — это такие алкоголики, которые уже ничего не соображают. Я провел там 10 месяцев. Хотя нет, 9 месяцев и 28 дней! — чувствуется, как Дима отсчитывал каждые сутки до выхода на волю. — Режим строгий: высокий забор под напряжением, колючка, собаки. Единственное, выпускают в город на работу. Я работал на стройке. Зарплата у меня была 300 тыс. в месяц. После выхода из ЛТП я сразу запил. Опять скатился до воровства: взял со знакомым железную пилу и пошел на склад. Я пил все больше, дошел до того, что мне не хотелось мыться, раздеваться… Я понял, что подхожу к последней стадии алкоголизма — безумию. Я ненавидел себя. Когда в трезвости понимал, что делал пьяным, хотелось пойти и нажраться. У меня было три выхода: безумие, смерть или тюрьма. Но инстинкт самосохранения и страх оказаться в тюрьме подтолкнули меня к четвертому выходу — выздоровлению. Да, я знаю, что моя болезнь неизлечима. Но сейчас я могу жить, чувствовать элементарные радости человека: вкус еды, запах кофе. А тогда… Куском животного — вот кем я был. Ничего, кроме дозы вещества, мне не было интересно. Теперь я хочу понять, что я собой представляю на самом деле, а не под веществом. Кем я родился, а не кем стал. Страшно и больно, но я разбираюсь в себе.
Сейчас Дима заканчивает 28-дневную программу реабилитации «Исток» в центре «Психиатрия-наркология». Это уже вторая его попытка вернуться к нормальной жизни с помощью врачей. Первая — после ЛТП — оказалась провальной.
— Как ни странно это звучит, но тяжелый «отходняк» у пациента — это благоприятная ситуация для нарколога. Ведь только в том случае, когда становится совсем плохо, человек осознанно приходит к доктору, — говорит психиатр-нарколог, заведующий отделением оказания анонимной наркологической помощи центра «Психиатрия-наркология» Сергей Лукашук.
— Действительно, привозить на лечение человека, который страдает алкогольной зависимостью, против его воли не имеет смысла, — подтверждает заведующая отделением дневного пребывания в Минске на улице П. Бровки, 7, Татьяна Синявская. — Вот у меня был последний случай с внутримышечной подшивкой. Это сложный вид имплантации, требующий предварительной договоренности с хирургом. У нас все было готово в процедурной, родственники сами привезли пациента, все оплатили. Но в последний момент мужчина просто удрал из кабинета.
— Сколько таких случаев! Приходит, например, алкоголик с женой. Спрашиваю у больного: «Какие у тебя проблемы?» А он отвечает: «Никаких». Я говорю: «Тогда можешь идти, дверь открыта». А жена как рявкнет: «Сидеть!» Мужчина, конечно, остается в кабинете, но что толку? — вздыхает Сергей Лукашук. — Кодирование — это не взмах волшебной палочки. Тут самое главное — чтобы человек признал проблему, убедился в своем бессилии, в том, что самостоятельно он с этим не может справиться, и осознанно пришел кодироваться. Нужно, чтобы это был собственный выбор алкоголика, а не его семьи.
34-летний Эдуард, отец четырех детей, в конце концов прислушался к бесконечным укорам жены и отца и отправился на лечение в наркологический центр.
«Раньше пил как все нормальные люди, а потом что-то совсем затянуло», — кратко описывает историю своего падения Эдуард. Его лечение только началось, сейчас он проходит детоксикацию — лечение алкогольной абстиненции. Несколько часов под капельницей снимают тревогу и плохое самочувствие. Следующий этап — 12 дней трезвости. Если выдержать этот срок, можно идти на процедуру кодирования к наркологу.
Суть кодирования в том, что человека на несколько десятков секунд вводят в состояние гипнотического транса, а в это время в подсознание закладывают программу трезвости. Более современный вариант лечения зависимости — ТЭС-терапия (транскраниальная электростимуляция): в течение получаса импульсивные токи воздействуют на участки головного мозга, которые отвечают за тягу к алкоголю. В итоге желание выпить надежно блокируется.
Для тех, кому такие методы не по душе, белорусская медицина предлагает другие варианты: внутривенную подшивку и внутримышечную. В этом случае человеку в вену в виде укола (капельницы) или, соответственно, в ягодичную мышцу вводят лекарство, несовместимое с алкоголем. Ну а для тех, кто страшится лекарств и не поддается кодированию, существует метод иглорефлексотерапии («иголки»). Он, кстати, эффективен и против курения.
Эдуарду, судя по всему, до трезвой жизни еще далеко. С одной стороны, поведение алкоголика довело до того, что «в доме скандал из-за каждой мелочи», а потому отец семейства решил больше не пить вообще. С другой стороны, на работе и во дворе «компания такая, что приходится выпивать».
— Раньше, бывало, сутки полежишь, чайку попьешь — и идешь на работу как ни в чем не бывало, — вспоминает историю своих алкогольных похождений Эдуард. — А после 30 лет начал похмеляться. Конечно, я уже не мальчик, четвертый десяток пошел. Нужно детей как-то выучить, семью содержать. Поэтому я приехал сюда за 370 километров. Отец еще и брата моего на лечение в Минск записал, но он не хочет лечиться.
38-летний Иван заходит к Татьяне Синявской за справкой для трудоустройства. Ему как пациенту, который состоит на диспансерном учете, нужно регулярно наблюдаться у врача. Два года ремиссии в полной трезвости — это достойный уважения поступок. Особенно если знать историю Ивана, который начал пить со второго класса.
— Девять лет назад, после смерти матери, я реально запил, — с лица мужчины не сходит виновато-пристыженное выражение. — У меня были две жены, но обе ушли. Вторая оставила мне ребенка. Сейчас ему пять лет, и я официально оформил отцовство. Завязать у меня получилось только со второго раза. Тогда я испробовал все: и кодировку, и подшивку, и реабилитацию. Сейчас оформил ИП, занимаюсь грузоперевозками.
— Если говорить откровенно, все хронические болезни неизлечимы. В этом смысле алкоголик, диабетик и гипертоник оказываются в одинаковом положении. Человеку с алкоголической зависимостью врач может сказать: «Я сделаю тебя трезвым». Но при этом никогда не скажет: «Я научу тебя пить, как раньше; ты сможешь быть, как все, и не попадать в запой, выпивая 150 грамм». Нет. Это невозможно. Но есть надежда на новую трезвую жизнь, в которой человек получает свободу выбора, — убежден заместитель главного врача центра «Психиатрия-наркология», кандидат медицинских наук Алексей Александров.
— В чем разница между вашим государственным центром и частными наркологиями?
— Могу сказать, что по какой-то советской традиции люди продолжают бояться государство как некую карающую инстанцию. Они полагают, что здесь обязательно наступят какие-то санкции в отношении работы или вождения. А частные центры, мол, обязательно защитят их анонимность. На самом деле уже на протяжении более 15 лет все люди, которые приходят к нам за анонимным лечением, получают помощь только на основании той фамилии, которую они назовут сами. Если человек называется Ивановым, мы не наводим справок, не требуем паспорт, не интересуемся документами. После анонимного лечения не бежим сообщать в милицию или на работу. И в этом отношении мы от частных центров ничем не отличаемся. Зато у нас есть определенные плюсы — это то, что называется государственной гарантией и государственной защитой.
— Сколько стоит платное анонимное лечение в вашем центре?
— Цена консультации определяется категорией врача. Самому молодому специалисту нужно заплатить 67 тыс., врачу первой категории — 70 тыс., высшей — 72 тыс., специалисту с максимальным стажем и ученой степенью — около 200 тыс. Пациент имеет право выбирать, к какому врачу идти. Никто не будет ему навязывать «дорогого» специалиста. В зависимости от метода, кодирование стоит от 500 тыс. до 700 тыс. Самая дорогая процедура, которую мы осуществляем совместно с хирургами, — это внутримышечная подшивка. Стоит она около 1,5 млн, включая цену препарата. 28-дневный курс реабилитации в стационаре с питанием, медицинскими услугами, ежедневной 12-часовой работой всех специалистов (нарколога, психотерапевта, психолога, соцработника) стоит примерно 5 млн. Получается 150 тыс. за один койко-день. Это в два раза меньше, чем в обычном терапевтическом стационаре Минска. Сумма вполне доступна любому человеку, даже алкоголику. Заработать 5 млн сейчас не проблема, пусть и не имея никакой квалификации. Ну а найти 700 тыс. на лечение может каждая семья. Сумма сопоставима с ценой одного хорошего загула, да и то загул дороже обойдется. В среднем, по словам пациентов, за запой они тратят 1,5 млн. Так что цена очень низкая, и она быстро окупается работой, когда человек достигает трезвого состояния.
— Что говорит статистика: спивается ли белорусская нация?
— На мой взгляд, официальные данные не говорят о том, что страна спивается или что белорусы — самые пьющие люди в мире. Просто существует реальная проблема, и есть те, кому нужна помощь. Скажем, зимой был традиционный подъем заболеваемости ОРВИ. Это же не означает, что страна «скашливается» и нужно паниковать! Мы не отрицаем проблему алкоголизма в Беларуси. Но и не гиперболизируем ее. Во всех странах Европы проблема стоит остро.
— Как вы относитесь к феномену пивного алкоголизма?
— С точки зрения особенностей протекания болезни, психических нарушений классифицировать пивной алкоголизм, наверное, не имеет смысла. С другой стороны, чрезмерное потребление пива явно будет отличаться от зависимости от крепких алкогольных напитков. Я, скорее, говорил бы о пивной зависимости как о социальной проблеме. Употребление двух литров пива вечером уже считается вариантом нормы. «Ну а что, я же не водку пью!» С такой точки зрения логично называть это пивным алкоголизмом. В тех странах, где пиво приравнено к алкогольным напиткам, такой проблемы нет. У нас же в этом месте пробел в законодательстве. Производители и покупатели утверждают: «Это не алкоголь!» И спокойно рекламируют пиво на фестивалях, а потом подростки воспринимают это как неотъемлемый атрибут хорошего вечера. Вот вам и пивной алкоголизм в действии. Конечно, есть немало дискуссий на этот счет… По крайней мере если в нашем центре лечатся от пивного алкоголизма, значит, он существует. Человек не пьет ничего, кроме пива, семья страдает, он сам мучается. Что это как не пивной алкоголизм?..
Подводя итог, я бы предложил тем, кто уже столкнулся с алкогольными проблемами своих мужей, жен, сыновей, дочерей, отцов, друзей, соседей и коллег, не ждать той страшной минуты, когда придется отправлять человека в ЛТП или класть его с белой горячкой в «палату №6». Сейчас наркология позволяет уже на самых ранних стадиях зависимости от алкоголя быстро и безопасно вывести человека из запоя, подобрать ему подходящий метод лечения, организовать необходимую психологическую поддержку и психотерапевтическую реабилитацию.
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by
